Аврелий принялся ритмично постукивать по стене, находя нелепой ситуацию, когда он, римский патриций, вынужден вежливо будить своего раба, чтобы попасть в собственный дом.

— Проклятый идиот! Открой! — рассердившись, вскричал он наконец слишком громко. Испугавшись, что кто-то мог услышать его, внимательно осмотрелся. Его дом, по счастью, окружал довольно большой огород, а соседний находился по крайней мере в пятидесяти шагах.

Вдруг из-за ограды в бледном свете луны появилась тоненькая фигурка Псеки. Мгновение спустя детская рука решительно ухватила Аврелия за одежду, повлекла в атриум, и они молча проскользнули мимо будки привратника, не потревожив спящего Фабеллия.

В атриуме из комплувиума в потолке лился лунный свет, к тому же помещение освещали два очень высоких светильника возле алтаря.

Почувствовав себя в надёжном укрытии, Псека обернулась и взглянула на Аврелия. Увидев кровь на одежде господина, девочка сильно испугалась, в панике, всплеснув руками, отступила назад и, запнувшись о край имплувиума, упала на мозаичный пол мраморного бассейна.

Аврелий бросился к ней. «Только бы не ударилась головой!» — подумал он, даже позабыв об опасности, которая грозила ему самому. Тело девочки казалось безжизненным, когда он, дрожа от волнения, подхватил её на руки, и тут вдруг понял, что жизнь маленькой рабыни очень важна для него, и не только потому, что Псека — единственная надежда избавиться от подозрений.

Он по-отечески заботливо прижал к груди её беспомощное, трогательное в своей неподвижности тело.

— Псека! — воскликнул он, и слёзы навернулись ему на глаза, которые слишком давно уже оставались сухими.

Девочка вздрогнула и в испуге принялась с неожиданной силой вырываться из его рук. Аврелий испытал огромное облегчение и с живой, рвущейся из его рук девочкой поспешил в комнату Кастора.

— Проснись, проклятый пьяница! — шепнул он греку.

Кастор, вскочив с постели, хотел было возмутиться, но властный жест господина остановил его. Аврелий стоял в дверях, крепко держа в руках Псеку, которая по-прежнему вырывалась.

— Убили Квинтилия! Обвинят меня! — прошептал он, передавая рабыню греку, и тот сразу же подхватил её.

— Меня завлекли в рошу у храма Эскулапия, чтобы я нашёл там его труп.

— Тебя завлекли туда… Но кто? — удивился Кастор.

— Не знаю, но готов спорить, что тот, кто придумал эту шутку, знал, что отряд преторианской гвардии определённо застанет меня возле ещё тёплого трупа Квинтилия. И только бросившись в Тибр, я избежал ареста.

— Считай — повезло! А ведь всё могло окончиться огромной бедой. Шла бы речь о какой-нибудь распутнице, а тут — римский гражданин.

— Но это ещё не всё, я уверен. Слишком много людей видело, как я бежал по мосту. Мой паланкин столкнулся с повозкой, и весь Овощной рынок знает, что я там был. Сделают выводы…

— Не скажи. Овощной рынок далеко от острова, — попробовал успокоить его Кастор.

— Кто бы ни был убийца, если он захочет приписать преступление мне, на этом не остановится. Сегодня ничего не стоит найти в Риме лжесвидетелей, надо лишь хорошо заплатить.

— А ты заплати им больше, патрон! — посоветовал грек, протирая ушибленный висок Псеки.

— Я понимаю, Кастор, что сильно рискую, и вижу только один способ избежать беды: нужно как можно быстрее найти настоящего убийцу. И не думаю, что у меня остаётся для этого достаточно времени.

Аврелий помолчал, и лицо его обрело не свойственное ему выражение глубокой задумчивости.

— У меня есть ещё кое-какие друзья. Пойди позови Сервилия и расскажи ему всё. Попроси узнать, не оповестила ли уже всех какая-нибудь добрая душа о трупе на острове. Скажи, чтобы внимательно слушал все новости, всё, что говорят люди. Убит римский гражданин, и если в этом обвинят меня, то мне останется лишь несколько дней, чтобы написать завещание, попрощаться с друзьями и достойным образом вскрыть себе вены.

— Но, мой господин, ведь должен быть суд, — возразил Кастор.

— Суд? Чтобы моих слуг пытали и заставили в мучениях признать, будто слышали, как я планировал убийство? Нет, Кастор, об этом не может быть и речи. Меня всё равно осудили бы, и в таком случае я не смог бы даже распорядиться своим состоянием, оставить его, кому захочу.

Во время всего этого разговора Псека стояла в углу. В её огромных, немного навыкате глазах теперь не было страха, а отражалось только сочувствие.

Аврелий посмотрел на неё, он не сомневался, что она не упустила ни одного слова из разговора. Он подошёл к ней и хотел приласкать, но девочка резко отстранилась.

Если бы только она доверилась ему! Но сколько времени нужно, чтобы это замученное существо обрело веру в людей? Аврелий думал поговорить с Псекой, хотел услышать от неё хоть что-нибудь, хотя бы намёк, который поможет ему.

Он подыскивал нужные слова, чтобы расшевелить её, и даже подумал, может, пригрозить, но потом понял: это бесполезно.

«После того, как она увидела кровь на моей одежде, она не произнесёт больше ни слова, даже если придётся умереть!»

И он промолчал, печально покачав головой.