Если люди живут не в Поселении, то у них нет никакой защиты. И мне необходимо помочь им. Необходимо помочь таким людям, как Мэй, которые заслуживают загробной жизни без контроля Офелии. И если сбор информации о Колонистах – единственный способ сохранить это убежище, я готова стать шпионом. Готова играть ту роль, которую они просят меня исполнить… пока это не причиняет никому вреда.

Потому что я не уверена, что готова переступить эту черту.

Не уверена, что после этого есть путь назад.

– Я помогу тебе достать нужную информацию, – говорю я.

Может, она ждет от меня большего, но и этого будет достаточно.

– Мы будем в долгу перед тобой, – искренне отвечает Анника.

Я пытаюсь выдавить улыбку, но мой рот, кажется, изгибается вниз, а не вверх.

– Нет. Мы обе знаем, что это я в долгу перед вами.

– Все равно спасибо, Нами.

Я поворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице, но останавливаюсь у самой двери:

– Я могу задать еще один вопрос?

Ее лицо светлеет:

– Конечно.

– Чем ты занималась в земной жизни? – Я вспоминаю о ее янтарных глазах. Глазах бойца. – Ты служила в армии?

– Я тридцать три года обслуживала клиентов, – рассмеявшись, говорит она. – Иначе как бы я справилась с этой чертовой кучей проблем?

Я провожу пальцами по щеке, разглядывая свою кожу в зеркале. Мне удалось слегка притушить сияние, что помогло вновь почувствовать себя человеком, но я все еще мало похожа на себя. Веснушки исчезли. Черты лица симметричны. А глаза неестественно светятся.

Я не видела своего лица уже несколько недель… а может, и месяцев. Здесь никто не следит за временем. Знаю, это может показаться нелепым, но я скучаю по выщипыванию бровей и блестящему от пота лбу.

Сейчас мое тело слишком идеально, словно его подправили и приукрасили, пытаясь приблизить к эталонам красоты.

В земной жизни мне бы это понравилось. Представьте, что вы просыпаетесь утром, а ваши волосы уже уложены, как в салоне, а кожа сияет без какой-либо косметики. Представьте, что у вас больше нет ни одной родинки, шрама или кривого зуба.

Тогда я посчитала бы это благословением небес. А сейчас? Лишение человеческих черт воспринимается мной как проклятие.

Сейчас, когда я смотрю на себя, то вижу лица из воспоминаний Анники. Вижу чудовище. Отражение в зеркале стало постоянным напоминанием о том, с кем и почему я должна сражаться.

А еще это напоминает мне о том, насколько они реальны. Они не видят сны, но могут ли они любить и ненавидеть? Чувствуют ли печаль и радость? Способны ли сожалеть? Способны ли на сострадание?

Я вспоминаю, как встретила принца Келана на рынке и о том, что на его лице читались тысячи историй. Он показался мне чем-то большим, чем машина. Больше, чем программный код.

Внезапно в зеркале появляется Гил в своем привычном черно-сером наряде и с легким раздражением на лице. Слишком быстро повернувшись, я случайно ударяюсь локтем о комод. И, поморщившись, начинаю тереть кожу на месте свежего синяка. Но при виде моей реакции Гил неодобрительно качает головой.

– Тебе нужно потренироваться скрывать человеческую боль. Даже если тебе кажется, что никто на тебя не смотрит, – предупреждает он. – Потому что от внимания Колонистов ничто не ускользает.

Черные глаза Офелии вспыхивают в моем сознании. Если я вновь позову ее, она откликнется?

Я опускаю руку вдоль тела.

– Кажется, ты очень стараешься, чтобы я их боялась.

– Тебе и нужно их бояться. – Он смотрит на меня так, словно видит насквозь, а затем делает еще один шаг в глубь комнаты. – Поверь мне, они не способны на сочувствие, которое проявляешь к ним ты.

Я невольно напрягаюсь, но тут же подавляю бурлящее в крови чувство вины. Родители говорили, что некоторые люди просто рождаются злыми. И, возможно, это правда. Хотя и считаю, что на большинство людей влияют воспитание и окружение. Если кто-то будет часто называть вас плохим, уродливым или никчемным, вы начнете в это верить. И станете именно таким.

Если человек совершил что-то плохое, это не означает, что он останется плохим навсегда. Люди меняются.

Я не верю в оправдания за ужасные поступки, которые совершают люди. Каждый из нас сталкивался с последствиями плохого поведения, и их жертвы вправе защищаться, как могут. И не обязаны прощать своих мучителей.

Но я из тех, кто жалеет хулиганов, которые никогда не видели любви, или убийц в камере смертников, которые никогда не получат шанса искупить вину. И если бы в обществе больше заботились о психологической помощи таким людям, а не о том, чтобы закидать их камнями, возможно, мы бы создали среду, которая поощряла бы людей относиться ко всему добрее.