В 1902 году я был арестован за хранение декадентских журналов и сослан в Якутскую область.

Жил я в тайге, на берегу пустынной реки Амги.

Но природа стала оживать под пламенем моих стихов и прозы.

Белые медведи приходили слушать мои стихи, и слезы капали из их глаз, превращаясь в светлые льдинки.

Косые зайцы замирали в восторге, слушая мою проповедь о мистическом анархизме.

И становились мудрыми, как Вячеслав Иванов.

Но меня возвратили в Россию, и опять заглох край. Опять сковал холод Амгу. Стали жестокими медведи, и омещанились косые зайцы.

В настоящее время я живу прошлым.

Живу теплыми воспоминаниями о холодной Сибири. Пишу книги. Но люди не понимают их.

Они доступны лишь уму мудрых зверей, пресмыкающихся и насекомых.

Дмитрий ЦЕНЗОР

Я родился без отца, без матери, лишь с помощью одной акушерки.

И с самого раннего детства я — один.

Знал много тоски и тосковал по тоске, когда тоска уходила от меня, не будучи в состоянии вынести моего тоскующего лица.

Тоски больше всего в моей жизни.

Я много страдал и от коварности женщин, и от узких сапог, и от крахмального воротника, который всегда вылезал не вовремя, когда я читал на вечерах.

С детства занимаюсь живописью и пишу стихи.

Что у меня выходит хуже, трудно решить. Кажется, оба хуже.

В общем, вся моя жизнь — бульбочка в воде.

Это грустно!

С малых лет я люблю один предмет — женщину.

Мне хочется об этом сказать как о главном.

Люблю женщину во всех видах — в брюнетном, в блондинном и шатенном.

Любят ли они меня — не знаю.

Я же всегда влюблен, честное слово!

Из-за меня даже сложилась знаменитая пословица, что влюбленные — глуповаты.

Я много пережил. Я всегда горел (теперь я застраховал себя от огня и не боюсь сгореть, ибо получу премию) и мучился от зубной боли.

Но не знаю более сладостного, как носить зимой глубокие калоши и молиться весной женщине.

И если жизнь моя богата тенями и солнечными пятнами, если она так хороша (я каждый день ем сдобные булочки) и красива (я ежедневно моюсь мылом), так это потому, что рядом с тупыми мужчинами существуют женщины.

Не будь на свете женщин, не стоило бы родиться.

О, если бы все женщины в мире превратились в одну женщину!

И если бы эта великая женщина погладила бы меня по головке и сказала: «Дмитрий! Бросься в воду с колокольни или с Петра Потемкина, и я полюблю тебя», — я бы не задумываясь бултыхнулся в воду.

История России,

обработанная «Сатириконом»

Главы из книги

Смутное время

I

Борис Годунов

До Бориса почти царствовал Федор Иоаннович.

Но…

Наконец его похоронили, и стал царствовать Борис.

Во время венчания на царство Борис сказал:

— Клянусь, что у меня не будет ни одного бедняка.

Он честно сдержал слово. Не прошло и пяти лет царствования Бориса, а уж ни одного бедняка нельзя было сыскать во всей стране с огнем.

Все перемерли от голода и болезней.

По отцу Борис был татарин, по матери русский, а по остальным родственникам неизвестно кто.

Но правил он, как полагалось в те времена, благополучно. Давал обещания, казнил, ссылал и искоренял крамолу.

Но ни казнями, ни ссылками, ни другими милостями ему не удалось снискать любви народа.

Имя «Борис» произносилось с иронией.

— Какой он Борис, — говорили про него втихомолку. — Борух, а не Борис. Борис Годун или, еще вернее, Борух Годин. Знаем мы этих Борисов…

Многие уверяли, что своими ушами слышали, как Борис разговаривал с ГУрляндом и Гурьевым по-еврейски, когда он еще был премьером.

— Только и слышно было, что гыр-гыр-гыр, — рассказывали бояре. — Потом все трое пошли в синагогу.

Когда появились первые слухи о самозванце, народ тайно стал изменять Борису.

Узнав про самозванца, Борис позвал Шуйского.

— Слышал? — спросил царь.

— Слышал! — ответил Шуйский.

— Это он, Дмитрий?

Шуйский отрицательно покачал головой: