— Что вы хотите? — спросил он наконец, после того как изучил его внешность. Все же нужно было что-то ответить, чтобы не показалось, что Гропиус испугался.

— Ничего особенного, — ответил незнакомец, — вообще-то меня зовут Родригес.

— Я надеюсь, вы не ожидаете от меня, что я отвечу: очень приятно! — зло ухмыльнулся Гропиус и ускорил шаг, как будто хотел отделаться от Родригеса.

Но невысокий человек держался рядом. Он прокричал против ветра, который дул им навстречу со стороны Бранденбургских ворот:

— Я хотел вас предупредить, профессор Гропиус. Вы должны прекратить розыски по делу Шлезингера. Его смерть не имеет к вам никакого отношения, и ваши шансы добраться до истинных мотивов равны нулю.

Вначале Гропиус ничего не заметил, но сейчас ему стало совершенно ясно: этот бесцветный голос и медленная манера говорить — именно так звучал загадочный голос в телефонной трубке, тот самый, который уже предостерегал его. Больше всего ему хотелось вцепиться коротышке в глотку и выжать из него всю подноготную: на кого он работает и почему Шлезингер должен был умереть. Но его остановило одно незначительное наблюдение: до сих пор он думал о возможной случайности, теперь же он окончательно отбросил эту мысль. С того самого момента, как с ним заговорил Родригес, он заметил, что по проезжей части очень медленно едет темный лимузин. Гропиус сделал вид, будто не замечает машины, и продолжал идти, но на душе у него сделалось скверно.

— Эта история навсегда останется тайной, — заметил незнакомец, при этом равнодушно глядя перед собой.

Гропиус еле сдерживал злость:

— Вы хотите этим сказать, что я никогда не отмоюсь от позора? Послушайте, кто бы вы ни были, ни вы, ни какая-либо организация не сможет помешать мне доказать свою невиновность!

Мужчина посмотрел на Гропиуса и сочувственно улыбнулся:

— Если бы я только знал, как вас можно переубедить. Ведь вы же светлая голова, а сейчас ведете себя как Дон Кихот.

— Он боролся с ветряными мельницами, насколько я знаю!

— Именно. И вам должно быть известно, чем закончилась эта борьба!

Между тем они уже почти дошли до гостиницы «Адлон», где выходившую из дверей стареющую поп-звезду окружила стайка молоденьких девиц. Гропиус огляделся, но Родригес уже исчез. Он только успел заметить, как темный лимузин быстро исчез за поворотом.

В гостинице Гропиуса охватило нехорошее предчувствие. Лифт ехал бесконечно долго, прежде чем остановился на нужном этаже. Гропиус почти побежал к своему номеру, вставил ключ в замок, толкнул дверь и включил свет. Он какое-то время колебался, прежде чем войти в комнату. Уже довольно давно он жил своими фантазиями и догадками, которые оправдывались все чаще. Теперь Гропиус страдал от того, что ему казалось — кто-то заходил в его комнату, пока его не было. Конечно, у него пошаливали нервы, да, у него были проблемы, с которыми непросто справиться. «Но нужно собраться», — сказал он себе в тишине и вошел.

Освещение придало уверенности, что нет ничего страшного. Гропиус замер и прислушался. За окном выл осенний ветер, из ванной струилась полоска света. Одним движением он распахнул дверь. С крючка сползло полотенце. Предательский след? Гропиус открыл стенной шкаф. Он спросил себя, не вешал ли он эту рубашку иначе, но не мог вспомнить. Его чемодан, который он обычно брал с собой в поездки, тоже не содержал в себе ничего подозрительного.

Гропиус глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Он чуть не плакал, не с горя — от отчаяния. В Берлине, этом трехмиллионном городе, он считал себя защищенным. Какая призрачная это была уверенность! Сейчас ему казалось, что следят за каждым его шагом. Он схватился за телефон.

— Пожалуйста, подготовьте для меня счет, — сказал он тихо, — я съезжаю, немедленно.

Приземлившись в аэропорту Мюнхена, Гропиус поехал к Фелиции в район Тегернзее.

Уже двадцать семь дней он жил в состоянии постоянного напряжения. Он уже почти не помнил ту спокойную размеренную жизнь, которой жил раньше, теперь страх и бесконечная неуверенность стали его неизменными спутниками. Гропиусу казалось, что все его воспоминания, переживания и подозрения перемешались и превратились в вязкую, тягучую кашу.

Когда Гропиус приехал, Фелиция как раз закончила уборку — беспорядок после обыска был ужасным. После того как он сообщил о своей безуспешной поездке, Фелиция рассказала ему об одной интересной находке. В портмоне Арно, которое ей отдали в клинике, нашлась записка с номером телефона. На записке не было имени, но она заинтересовалась этим номером, поскольку он начинался с кода Монте-Карло. Она позвонила. Тут Фелиция сделала многозначительную паузу.

— И? — нетерпеливо спросил Гропиус.

После двух довольно утомительных дней в Берлине, которые ввергли его в состояние глубокой беспомощности и совсем не помогли разъяснению дела, у Гропиуса сдавали нервы, он не мог терпеть подобные пытки.

— И кто ответил?

— Домработница некоего доктора Фихте.

— Фихте? Наш Фихте? Этого не может быть.

— Она сообщила, что доктор Фихте в настоящее время находится в Мюнхене. И спросила, не хочу ли я поговорить с мадам. Да, ответила я, хочу. Мне ответил женский голос. Я повторила вопрос о докторе Фихте, и дама ответила мне на плохом немецком — она определенно француженка — доктор Фихте сейчас в Мюнхене и дала мне номер его телефона, потом повесила трубку. Я набрала его, и угадайте, кто мне ответил?