— Не провалим. Безумно. Отчаянно. Смертельно опасно.

И по сути единственный вариант. Солнцепоклонники хоть бы сами устояли…

Таисия и Иляна одновременно встали со своих мест, словно сговорились заранее.

— Мы идем с ударным отрядом, — сказала Таисия.

— Что? — я уставился на них, не веря своим ушам. — Вы с ума сошли? На вас же открыта охота!

— Именно поэтому, — ответила Иляна, и голос ее был твёрд, как никогда. — Если мы — цена этой войны, то имеем право участвовать в ее исходе.

— Я не позволю…

— Муж, — перебила Таисия, и в ее зеленых глазах вспыхнул огонь. — Я принцесса Златогривых. Последняя из королевского рода. Моего народа больше нет, но пока я жива — живет память о нем. И эта память требует мести.

Я хотел возразить, запретить, приказать, но внезапно осознал, что они правы. Это их война не меньше, чем моя. И они имеют право бороться за свободу не меньше моего.

— Хорошо, — произнес я с трудом. — Но вы держитесь рядом со мной. И при первой серьезной угрозе…

— Спрячемся за твоей спиной, как трусливые котята? — фыркнула Таисия, и впервые за этот день в ее голосе послышались игривые нотки.

— Ах, Здоровяк, — засмеялась Иляна, а вместе с ней и Забава.

— Муженек, если думаешь, что можешь оставить нас дома штопать носки, пока сам идешь спасать мир, то ты очень наивен.

Даже Лара позволила себе улыбнуться:

— Семья сражается вместе. Или не сражается вовсе.

Стефания поднялась и подошла, положив руку на мое плечо:

— Я останусь в поселении с Кузьмой. А девочки правы, их место рядом с тобой.

Я окинул взглядом лица своих жен — этих удивительных, бесстрашных женщин. Решимость и отвага горели в их глазах. Когда я успел обрести таких спутниц?

— Тогда готовимся. У нас два дня на самую дерзкую операцию в истории Полесья.

На исходе первого дня ультиматума я стоял на стене поселения, вглядываясь в темнеющий лес.

Вечерний ветер приносил запах дыма.

Раньше я легко различал дым от наших очагов и от далеких пожаров, но за сегодня эта граница размывалась.

Стук копыт заставил меня обернуться. По звуку было ясно: лошадь мчится на пределе, всадник не щадит ни себя, ни коня. Такая спешка означала только одно — есть срочные новости, которые не терпят отлагательств.

Разведчик въехал в ворота на взмыленном коне. Белая пена покрывала морду животного. Он соскочил с седла, не дождавшись полной остановки, и лошадь сразу опустила голову, тяжело дыша. Бледное лицо Быстронога с расширенными зрачками говорило само за себя.

— Князь! — он сделал несколько шагов ко мне, пошатнулся и схватился за стену. — Гаврила изменил планы.

— Рассказывай по порядку, — спустился я со стены.

— Торжище начинается завтра на рассвете. Завтра! — Быстроног стер пот дрожащей рукой. — Я видел, как ставят факелы, привозят клетки.

Раньше на целые сутки.

Я закрыл глаза, пытаясь понять логику происходящего. Зачем ломать устоявшуюся систему? Торжище существовало десятилетиями — это гарантировало предсказуемость, максимальное количество покупателей, лучшие цены…

Если только не нужно было срочно докупить пушечное мясо для своей армии.

— Ты видел состав товара? — спросил у него, хотя по выражению лица разведчика уже понимал, что увиденное его потрясло.

— Жители Серохолмья, — произнес он, и голос его охрип. — Целый обоз рудокопов и горняков. Князь, там есть женщины и дети…

В памяти всплыли образы Серохолмья, серого шахтерского поселения, которое я посещал несколько месяцев назад.

— Поселение пало? — услышал я голос Кузьмы. Домовой прихромывая поднимался по ступеням к нам, опираясь на трость. За последние дни он заметно постарел.

— Хуже, — разведчик покачал головой, и в его глазах мелькнуло отвращение. — Продалось. Старик лично вел переговоры с людьми Гаврилы. Сдал половину поселения в рабство за долги и обещание защиты для остальных. Шахты истощаются, вычищает «мусор».

Тошнота подкатила к горлу. Предательство ради выживания — самая мерзкая форма трусости.

Логика работорговли была безжалостна: специалистов покупали летом, когда их навыки были нужны для строительства и войны. Зимой они становились обузой — лишними ртами, которые нужно кормить и охранять.