Народ, согнанный с родных мест.

Ко мне подошел старейшина — седой дварф с искалеченной левой рукой. Поклонился низко.

— Господин, мы ищем князя Василия из Поселения Волот. Говорят, он принимает всех, кто бежит от войны и рабства.

— Я и есть Василий. Что случилось с вашими землями?

Дварф тяжело вздохнул. По его лицу пробежала такая боль, что стало ясно — это цепляло его за живое.

— Армия Гаврилы сжигает всё на своём пути. Каждую деревню, каждый хутор, — он провел здоровой рукой по искалеченной. — Говорят, что нужно лишить врага любой поддержки.

— Расскажи подробнее. Что именно они делали?

Старик закрыл глаза, словно не хотел вспоминать:

— Сначала пришли в Камнегорск. Сожгли все дома дотла. Людей не убивали — просто выгнали в чем мате родила. Потом Железные Пади. Потом Вересовку. Кто пытался сопротивляться… — он указал на свою руку. — Мне еще повезло. Многих забрали в цепях. Сказали, что продадут на Севере.

Черт побери. Жители поселений в одночасье лишились домов, урожая, скота.

Эта тварь превратила людские судьбы в тактический инструмент.

— Сколько вас?

— Четыреста взрослых, полтора сотни детей. Из двенадцати деревень. Остальные… — он не закончил фразу.

Больше пятисот человек. Откуда мне взять для них еду? Где их размещать? У меня же не бесконечные ресурсы.

Забава насторожилась. Ее взгляд заметался по толпе беженцев.

— Муж, — тихо позвала она меня. — Трое мужчин справа. Шепчутся о награде за твою голову. Они не беженцы.

Я незаметно кивнул Костолому. Тот понял меня без слов и растворился в толпе со своими людьми.

Через несколько минут трех «беженцев» незаметно потащили в сторону. Без лишнего шума, без криков. Профессионально.

Я последовал за ними к небольшой роще в стороне от основной толпы. Костолом уже привязал всех троих к деревьям. Лица у них были бледные, но упрямые.

— Кто вас послал? — спросил первого.

— Никто нас не посылал, — парень лет двадцати пяти смотрел на меня с вызовом. — Мы беженцы, как и все остальные.

Костолом негромко хмыкнул. Достал из-за пояса тонкий, острый нож. Поднес к лицу пленника.

— Видишь это лезвие? Оно очень острое. И я очень хорошо знаю, где им резать, чтобы ты кричал долго, но не умер, — сказал он спокойно и деловито. — Так что давай без глупостей.

— Я ничего не знаю! — выкрикнул парень, но в голосе уже дрожала неуверенность.

Костолом провел ножом по его щеке. Тонкая красная полоска проступила на коже. Пленник вскрикнул.

— Следующий разрез будет глубже, — пообещал Костолом. — И не на лице.

Мне было противно это видеть. Но информация была нужна позарез.

— Хватит, — выкрикнул второй пленник. — Я — я скажу.

Он был старше, лет тридцати пяти. В его глазах читалась усталость человека, который слишком много повидал.

— Гаврила знает, что вы разгромили авангард на Торжище, — выпалил он. — Он специально гонит беженцев вам навстречу! Хочет, чтобы вы увязли в их проблемах, замедлились!

— Подробнее.

— Он рассчитывает, что вы не сможете бросить мирных жителей. И пока вы будете возиться с ними, его основные силы обойдут вас и ударят по солнцепоклонникам, — мужчина облизнул губы. — А потом, когда Лада будет разгромлена, он развернется и раздавит вас вместе с беженцами.

Умный ход. Использует мирных жителей как живой щит и одновременно как тормоз для моего отряда. Продуманная тактика, решил убить двух зайцев одним ударом.

— Сколько у него воинов?

— Полторы тысячи. Может, больше. Все дисциплинированные, хорошо вооруженные.

— А сколько времени у меня есть?

— Не знаю точно. Дня три-четыре, не больше.

Я посмотрел на пленника внимательно. Врет он или говорит правду? Лицо напряженное, но не лживое. Скорее всего, информация достоверная.

— Что с ними делать? — спросил Костолом.

Хм… Военная логика требовала их убрать, чтобы они не донесли Гавриле о наших планах. Вот только это были не воины, а обычные люди, которым пообещали золота за простое задание.

— Связать покрепче и оставить здесь. Через сутки кто-нибудь найдет.

Костолом кивнул. Понял, что я не хочу лишней крови.

Беженцы заполнили всю площадь перед нами. Старики опирались на самодельные костыли, женщины прижимали к себе плачущих детей. Половина людей даже зимней одежды не имела.