– Нет, Мелани, – мокрые волосы на моем бедре сменились прикосновением его губ, – я в шоке. Основательном, сокрушительном, охрененном шоке. И больше всего меня в данный момент интересует вопрос «Как?», но исходя из того, что мне уже известно о тебе, полагаю, ответа я не услышу.

Он вздохнул, затем его губы скользнули по бедру, выше, избегая места гендерного определения, и всем своим лицом носатый прижался к моему животу. И позочка у нас сейчас была крайне интересная.

– На чем я остановился? – вдыхая запах моей кожи, тихо спросил архонт.

– Мы обсуждали необходимость твоей ринопластики, и заодно еще большую и определенно насущную необходимость лечения твоего склероза, – максимально равнодушно ответила я.

И главное получилось – выглядеть равнодушной и язвительно отстраненной, только вот… Пока он в мое бедро лбом утыкался, было норм, в меру неприятно, конечно, волосы то оставались влажными, но норм… а когда прикасался там же губами, норм свалил к нестабильному атому. И вроде уже никто не касается там, архонт переместился повыше, но кожа на правом бедре почему-то стала ощутимо теплее и чувствительнее, чем на левом. И мне это не понравилось. То, что я чувствую. В целом не люблю ситуации, в которых тело перестает подчиняться контролю разума, но то, что я сейчас чувствовала, вообще выходило за рамки.

У меня ныла грудь, все так же, странно и непонятно. Она оставалась напряженной, хотя я точно знала, что никаких мышц в ней нихрена нет, а повреждений она не получила, так что… хрень в общем. А теперь к этой хрени добавились неприятные ощущения в месте гендера, и тяжелое тепло на внутренней стороне правого бедра.

И тут Эрих уткнулся лбом уже в мой живот и простонал:

– Меня так даже в подростковом возрасте не накрывало, как от тебя сейчас.

– Слушай, да мне тоже как-то не по себе, – нервно сообщила ему. – Ты бы вылез оттуда, а?

Тяжелый, почти мучительный стон и хриплое:

– Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я бы туда… залез.

И пока я переваривала это заявление, архонт вдруг спросил:

– Слушай, что это за духи? Я от этого аромата соображать вообще не могу.

Странное дело, но и у меня с последовательностью мышления имелись проблемы, поэтому пришлось основательно напрячься, чтобы вспомнить очевидное:

– Я не пользовалась духами. И даже мылом не успела, ты же в каюту ввалился, чтоб тебя свехновой пришибло. Это масло гамои, я им на морде лица кожу увлажняла.

Он поднял голову, посмотрел на меня, и как-то совершенно без энтузиазма произнес:

– То есть это твой запах. Вот это я влип.

Не поняла на счет «влип», но лично у меня было ровным счетом то же ощущение – я влипла. Я так влипла, что теперь понятия не имею как из этого «влипла» выбираться, и в целом, что теперь делать. Хотя, на самом деле, что делать я знала – вырубить склеротика носатого, выбраться из наручников, свалить с корабля. Все было просто. Я все знала в теории, и не раз воплощала на практике.

Вот только с сексом все оказалось не так, как нам обещали. Потому что простой физиологией тут и не пахло.

Я опустила взгляд на носатого архонта, и вдруг подумала, что иметь такую золотистую кожу, к которой прикоснуться хочется, это преступление. Серьезно – преступление. По моему мнению, за такое расстреливать нужно на месте, без суда и следствия.

– О чем задумалась? – он поднял голову от моего живота, и посмотрел на меня внимательным взглядом чертовски умных глаз.

– Размышляю на тему как бы тебя пристрелить без суда и следствия, – ответила нагло.

А я что? Он сам спросил.

Эрих нахмурился, помолчал, покусывая губы, и уточнил:

– И в чем же мое преступление? В похищении агента Гаэры?

И тут мой мозг дал сбой и я сказала совсем не то, что следовало:

– В излишней привлекательности.

Усмехнулся, выгнул бровь чертовски привлекательным изломом и напомнил:

– Ты же сказала, что я страшный.

– Вот, ты тоже заметил противоречие. Страшный, носатый и склеротичный, но чем дольше ты тут полуголый обретаешься, тем сильнее желание схватиться за что-нибудь максимально убивательное. Эрих, будь добр, отодвинься, со мной что-то явно не то происходит!

Даже с места не сдвинулся, только усмешка стала довольная, как у кошака, что дорвался до сливок. До целого сливочного завода, блин!

– Отодвинься, я сказала! – потребовала, чувствуя, что где-то в самом низу живота становится все теплее и теплее.

Воспаление? Не думаю. И вообще не хочу думать, что это там происходит, но тут Дагрэй взял и прикоснулся губами к моему животу.

Стон, прозвучавший в каюте адмирала, потряс меня посильнее всех прочих странностей.

– Очень горячая девочка, – прошептал Эрих, спускаясь с поцелуями все ниже, – никогда не встречал таких.