Шрифт:
Илья приподнял руки, расправляя бусы, и я склонила голову.
Надевая их мне на шею, богатырь произнес:
— Я, Илья, сын Добромира, беру тебя Елена, дочь…
— Владимира, — торопливо подсказала я. Ну прости Илюша, недосуг мне тебя было с родственниками знакомить! Внутренний голос привычно язвил, а вот пальцы подрагивали совсем непривычно. И голос богатырский пробирал до самого позвоночника, хотя казалось бы, говорил он негромко, да и с усилием из-за слабости, дамы в ЗАГСах куда мощнее вещают, а поди ж ты…
— …Владимира, — продолжал он, — в честные жены. И будут тому свидетелями я сам, мой род, да Боги над нами.
Холодные жемчужины обжигали шею.
Моя очередь.
И я протянула кинжал, вкладывая его в ладони Ильи.
— Я, Елена, дочь Владимира, беру тебя Илья, сын Добромила, в честные мужья. И будут тому свидетелями я сама… — я чуть запнулась, язык не поворачивался здесь привлекать род, который не то что этому свидетель, а вообще в душе не чает где Лена и что с ней! Но неожиданно быстро нашлась: — я сама, моя сила да Боги над нами.
Вот последние — особенно, слышите?
Илья принял кинжал.
Ничего не происходило.
Только напряжение внутри росло с каждой милисекундой.
Я снова положила руки ему на грудь. И ужаснулась.
Но сделать ничего не успела.
Широкие шершавые ладони обхватили мое лицо и губы накрыли губы.
Я провалилась в этот поцелуй, как темный омут — с головой и не выплыть, только тонуть, задыхаться, терять сознание.
Горячо. Жадно. Безнадежно.
Ускользающе…
— Нет! — вскрикнула я, чувствуя, как жизнь богатыря и правда ускользает прямо из моих пальцев, а его дыхание на моих губах вот-вот станет последним. — Нет-нет-нет!
Что же делать? Почему не работает? Мы же поженились!
Тяжелая рука, безвольно мазнув по моему плечу, упала на кровать.
И я подскочила.
Топнула ногой так, что кажется, весь терем содрогнулся и даже в небесах грохнуло.
— А ну явитесь мне немедленно! — рявкнула так, что услышали бы и в Преисподней.
…а вот богатырская рать не услышала и никто в комнату не ворвался…
Зато мигнули лучины, и резко потемнело, и тьма по углам заклубилась, а потом из нее выступили три фигуры, и каждая из них была — я.
Резко сделалось не по себе, и горло захлестнуло плеть страха. Но я сглотнула ее и расправила плечи.
— Спасите его.
— Поздно, — прошелестела Черная.
— Может быть, — хмыкнула Серая.
— За кого просишь? — спросила Белая.
— За мужа.
— Не муж он тебе.
— Пока.
— Но будет?
— Есть. Муж перед Богами и людьми, а что ложе я с ним не делила, не божественное это дело, — отрезала я. — Сила моя, и муж мой, и вы передо мной в ответе.
Мгновения тянулись мучительно долго. Три тени по углам молчали, сила искрила и трещала в воздухе.
А потом как одна склонили головы и растаяли.
А с лавки прозвучал глубокий чистый вдох.
Духи-защитницы приняли приказ и подчинились.
Колени подкосились и я плюхнулась обратно.
— Елена?
Кинуться на шею, обнимать, целовать, щупать, куда придется, где придется… живой! Живой!
Мой!
…да не мой…
Я отстранилась от Ильи. Волосы пригладила, сарафан одернула.
— Что случилось? Как?..
— Ведьма я или не ведьма? — усмехнулась я кривовато и поднялась. — Пойду скажу матери, обрадую…
Когда я бледная и шатающаяся вышла из горницы, подпирающие двери богатыри подумали, кажется, совсем не то. И удивительно, судя по лицам никто не видел и не слышал того светопреставления, что там сейчас происходило.
Скорбные лица правда еще больше вытянулись, буйные головы разом закручинились…
— Да живой он. И будет живой, — только и смогла сказать я.
А сама дальше, по стеночке-по стеночке вниз да во двор, чувствуя себя побитой собакой.
Никогда еще обращение к силам не давалось мне такой ценой.
Видать не зря все предупреждения в книге были, но кто читает то что написано мелкими буквами на заднем обороте?..
Настасья сидела на крыльце.
И вот она уже точно знала. Только почему то не ринулась как остальные сына обнимать да чествовать. Я опустилась на ступеньки с ней рядом, с грустью подозревая, что уже не встану, так тут мхом и обрасту, перенесут меня потом богатыри вон на тот пенечек, посадят там и будут гостям сказки рассказывать, что у них тут вот ведьма была, колдунство творила страшное, пока вся не кончилась, а теперь вот цветочки на ней красивые растут, незабудочки…