Эмоции у людей были разные. Если слуги смотрели испуганно и настороженно, то на лице родственницы были написаны злость, упрямство и неприятие, а вот дядька точно находился на грани срыва.

— Я сказал, нет! Вы не посмеете! — грозно вещал наставник, загораживая собой дорогу к лестнице, — Наденька вторые сутки в бреду после охлаждения мечется. Я не позволю вам допрашивать ее сейчас.

Невысокий, коренастый мужчина в форме полицейского кривился недовольно и наступал на родича.

— Да хоть рожает пускай. Я главный дознаватель при Московском управлении, в приказе преступлений и наказаний. Мне поступила жалоба от уважаемых лиц, а вы препятствуете расследованию убийства и будете арестованы вместе с подозреваемой.

Надежда, не дойдя до дверей, замерла в ступоре. Это, как? Мало того что ее пытались убить, так еще и за защиту собственной жизни арестовать собираются? Ну, нет, так дело не пойдет. Она сейчас покажет этому расфуфыренному павлину почем фунт лиха.

Выпрямившись, она шагнула к дверям гостиной, но триумфального шествия не получилось. Уже у самых дверей девушку скрутил мучительный затяжной кашель, переходящий в хрипы и всхлипывания, отчего ее согнуло и повело всем телом. Краем сознания, понимая, что сейчас упадет, Надежда застонала, а потом почувствовала чужие руки, подхватившие ее. В себя девушка пришла через пару минут в кресле, красная, запыхавшаяся и со слезами на глазах.

На то, чтобы отдышаться, ушло ещё несколько минут. Придя в себя, она хмуро оглядела застывших, чуть растерянных полицейских и самодовольное, глядящее на нее с брезгливым любопытством, лицо главного дознавателя.

Мужчина лет пятидесяти, чем-то неуловимо напоминающий разжиревшего хорька, не понравился ей с первого взгляда.

— Вы кто? Не помню, чтобы я гостей звала, — хмуро каркнула она и потянулась рукой к графину, стоящему на низком столике.

Петр Васильевич, поддерживающий ее за плечи, мигом подхватился и налил воды в имеющийся тут же бокал.

Пока Надежда смачивала раздирающее от боли и сухости горло, дознаватель, подобрался к ней совсем близко и усмехнулся высокомерно.

— Ковальский Ян Станиславович, к вашим услугам, — небрежно представился он, даже не поклонившись, — прибыл для расследования факта разбойного нападения на уважаемых людей, повлекшего за собой смерти трех и более лиц, а также ограбления, включая дорогой магомобиль, пропавший с места преступления и обнаруженный на вашей стоянке около сарая. Что вы скажете в свое оправдание, барышня Иворова? — добавил ядовито и злорадно.

На мгновение, Надежда задумалась.

— Ковальский.… Так вы поляк, что ли? — хрипло уточнила, полностью проигнорировав нелепые обвинения, — надо же! Мало того, что не в своем Государстве живете, так еще и пост высокий занимаете. Интересно, а Государь, Николай Васильевич, знает о том? Надо бы спросить у него, когда следующий раз чай пить позовет, — протянула задумчиво, вроде как вслух рассуждая.

Дознаватель нахмурился и посмотрел на девушку недоуменно.

— Ты чего мелешь, девица? — кажется, он собирался обозвать Надежду и вовсе «девкой», но исправился в последний момент, — Я свой пост по праву занимаю. Ща как в приказ отволоку, так сразу увидишь, кто здесь главный и кому перечить вздумала, пигалица малолетняя.

Нет, видимо, не слишком умный, раз не сдержался и до оскорблений опустился. Надежда покачала головой неодобрительно и, вздохнув, посмотрела на мужчину внимательно, прямо наглые в глаза. Отодвинув бокал в сторону, она аккуратно пристроила его около кувшина.

— Да? И на каком основании вы меня арестовывать собрались? — уточнила равнодушно, — разве вам в управление не поступала жалоба о разбойном нападении на меня, как главу рода? Где результаты расследований, опросные листы с показаниями задержанных? Где хоть какое-то движение, Ковальский, или вы только беззащитных, по вашему мнению, женщин запугивать горазды, а реально то от вас толку — пшик и ничего больше?

У Яна Станиславовича Ковальского, которого если не боялись, то опасались из-за занимаемой высокой должности и всегда пытались решить дело миром, даже в ущерб собственному кошельку, только пар из ушей не повалил от негодования. Да что она о себе возомнила, девка подзаборная? Думает, что раз барышней родилась, то и управы на нее не найдется? Да он и не таких родовитых дворян в застенках сгноил, чтобы какую — то малолетнюю соплячку, не имеющую сильного рода и поддержки, выслушивать.

— Что? — взревел он раненым бизоном, — да как ты смеешь, пигалица! Какая ты Глава? Девка ты обыкновенная! Да я тебя враз в застенки упеку и покажу листы допросные. Да ты кровью умоешься за слова твои поганые, а охрана пользовать тебя каждый раз будет, как только в себя, да в сознание после ката придешь.

Мужик выдохся от эмоций и тающего всплеска адреналина, ударившего в кровь, но к его удивлению, девушка даже не пошевелилась, угрозы и оскорбления выслушивая.

— Петр Васильевич, — спокойным голосом позвала она стоявшего перед ней и частично прикрывавшего от дознавателя родственника, — Государь перед балом, когда чаевничали, лично меня предупреждал, чтобы побереглась, поскольку после того как весь род Иворовых извели, то и меня убить попытаются или наветы возвести злые. Так и сказал, чтобы в случае чего, гонца к нему отправила, либо сама приезжала, а уж он разберется с супостатами. Ты уж не тяни, дядюшка, пошли кого из охранников с вестью, что заговор открыт, да сам главный дознаватель Московского приказа, Ян Станиславович Ковальский тут замешан. Царь-батюшка на расправу крут, а во мне как главе рода очень заинтересован, вот пускай сам тут и разбирается, да чтобы не упустить чего, еще и менталистов пришлет, что в голову подозреваемых залезть могут. Мало ли каких преступлений они еще совершили.