Элл что-то сказал женщине и развернулся к выходу. Но вдруг остановился и бросил через плечо:

— Не пытайся умереть. Высеку на глазах у всех, продам в самый дешевый бордель на утеху портовым мужикам.

Слова возмущения застряли в горле и заставили закашляться. Казалось, мужчина несет бред, все вокруг казалось неправильным, невозможным. Абсурдом. Я хотела было ответить, но мужик с невероятной для себя прытью покинул шатер. Выдохнула сквозь зубы и сжала руки в кулаки. И тут меня накрыло осознанием его слов. Я вновь посмотрела на мальчишку, который тут же выскочил следом за Эллом. Перевела настороженный взгляд на женщину, осмотрелась.

— Та-ак! — протянула, уже понимая, что дело пахнет жареным. — И куда меня нелегкая занесла? — ни к кому не обращаясь, спросила. Но в ответ получила лишь озадаченный взгляд женщины и приказ:

— Стой и не дергайся, Элл высечет, и рука не дрогнет.

— Милая женщина, — постаралась придать голосу заискивающие нотки, — а что здесь происходит, и, собственно, где это здесь? Как я тут вообще? — взмахнула дрожащими руками и пошатнулась.

Женщина резко дернула меня за рукав, стягивая одежду. Я зашипела сквозь зубы, но снять с себя мокрое, грязное и неприятно пахнущее одеяние позволила. Уж лучше в сухом и чистом заняться выяснением. А там возможно, хандра пройдет, память вернется…

— Не только ума лишилась, но и памяти? — фыркнула женщина. — Это ж Белый Элл. Ему тебя твои же родители продали. Кормить-то младших надо. А ты вон лицом хороша, да ума с горошину перца. Видно сильно ты своими выходками родителям надоела, что они тебя за бесценок продали. Девка-то ты привлекательная, могли бы и в салон сдать.

«А Элл говорил, что слишком много заплатил», — мысленно заметила я. Как-то отрешенно. А потом сердце подскочило к горлу. Я помнила себя. Но… Ни родителей, никаких младших, я никого не могла вспомнить. А уж остальные слова вообще никак не могли улечься в голове. Меня продали? Это казалось нереальным. Невозможным. Противоестественным.

— А уж шатры невольнечьего рынка-то любой слабоумный узнает, чего спрашивать.

Рынок. Невольничий. Эти два слова выбили у меня почву из-под ног. А женщина, которая умывала и переодевала меня, говорила так, словно, это само собой разумеется. Я потрясла головой. Глубоко вдохнула. Горячий воздух обжег пересохшее горло.

— Это какая-то ошибка, — проговорила я, набрала воздуха в грудь, чтобы начать расспросы и пригрозить… чем-нибудь, как в шатер влетел опять мальчишка. Я едва успела запахнуть свежий халат все той же «веселенькой» мышинной расцветки.

Мальчишка схватил меня за руку и потащил к выходу.

В лицо пахнуло жаром. И только в этот момент меня осенило — вокруг невыносимая жара. А должна быть зима. Я уверена. Со снегом, морозом и гирляндами повсюду. Хотела притормозить, обдумать несостыковки, но меня ощутимо дернули вперёд. Мысли суетливыми пчелами роились в голове. Я шла куда-то, но ничего не видела и не слышала вокруг себя. Спотыкалась и даже не замечала этого. Силилась вспомнить, что произошло перед тем, как пришла в себя. Сначала решила, что меня похитили и каким-то образом вывезли куда-то на юг. Когда и как произошло — не помнила. Да и такая открытая торговля людьми, о которой говорили незнакомцы, не вписывалась в мои ощущения нормы. У меня подкосились ноги, и я едва устояла. В голове метались мысли и вопросы, но я не могла сформулировать ни один, да и провожатый казался не очень общительным. И тогда я решила оглядеться. В сознание ворвалось многоголосье рынка. Разные языки, мужчины в светлых одеяниях, украшенных яркой вышивкой, женщины с покрытой головой, животные, специи, посуда на прилавках, украшения, бусы, ткани. Я словно оказалась на ярмарке. Глазела по сторонам и не обращала внимания на укор во взглядах остальных обывателей рынка. А потом увидела то, что повергло в шок. Постаменты под огромными шатрами. А на них люди. В основном девушки. На ногах каждой были оковы, от которых шли цепи к высоким столбам. Мужчины — рабы обнаружились дальше. В клетках. И все в таких же серых одеяниях, как и у меня. Накрыла паника. Все это не шутки. И сколько бы я не щипала себя за руку, не могла проснуться. Не сон.

Вскоре мальчишка остановился перед постаментом, на котором стояли молодые девушки. И все они очень недружелюбно косились на меня. Но лишь несколько открыто кривили губы. Они выделялись симпатичными мордашками, в отличие от других девушек, на лицах которых не было отпечатка не только красоты, но и интеллекта.

Причина злости девушек стала понятна, когда меня приковали к столбу. Одна из девушек, стоящая рядом тихо прошипела сквозь зубы:

— В следующий раз, когда решишь подохнуть, вспомни, что накажут за твою смерть всех нас, — темноволосая девушка сплюнула под ноги.

— Дохнуть в мои планы не входило, — тихо и примирительно проговорила, — а вот выбраться отсюда надо.

— Дура, — резюмировала собеседница.

— Была б умной, не оказалась бы тут, — ответила я, которая уже в который раз пожалела о потерянной памяти. Воспоминания словно солнечные зайчики, которые я пыталась поймать. Казалось, напрягись немного и все вспомнишь, но стоило сосредоточиться, как все рассыпалось искрами, а голова начинала гудеть с большей силой.

Моя собеседница посмотрела на меня как на ненормальную и решила не связываться, тем более, что за разговоры можно и схлопотать. Так Норик говорил, кажется. Но я не собиралась отпускать внимание болтушки.

— Что произошло? Я ничего не помню.

— Пф! Яду напилась. Где только взяла, — собеседница повела плечом. — Померла бы ты, а высекли бы всех нас. Хотя нет. Не всех. Некоторых портить не стали бы. Воды бы лишили и еды, — она гулко сглотнула. — А как по мне, так лучше бы девочки молчали, — обвела меня оценивающим взглядом. — Осточертели твои нытье и сопли за два дня. Да и дура дурой, да в хорошем борделе это не так важно, как симпатичное личико. А там при хорошей работе, да с умом, можно и на свободу заработать.