Вот поэтому я и убегаю в привычные заботы, как будто меня это убережет от неизбежного будущего.

Подсолнухи уже отцвели и опустили свои круглые головки к земле, и приехавший бортник немного расстроился, что не успел. Но я его успокаиваю, что впереди еще несколько посевов, так что мед успеет набраться, а пока он может осмотреть территорию и все подготовить.

В общем, я уже предвкушаю тот момент, когда мы срежем первые шляпки, очистим семечки и получим первые капельки ароматного масла. Я даже уже озаботилась тем, чтобы найти тару, в которую будем разливать его на продажу, отмыла и периодически любуюсь красивыми бутылочками.

Все идет своим чередом, пока в поместье не приезжают “долгожданные гости”.

— Нира Адалия, — из экипажа вылезает господин Эндор, нотариус Рины. — Я с хорошими новостями! Все оформление прошло успешно, а еще у меня для вас очень приятный сюрприз.

Следом за ним из кареты появляется сначала пухлая рука, а затем и вся Августина.

Все движение в поместье замирает: крестьяне останавливаются из-за любопытства, а остальные — потому что знают о моих отношениях с “любимой” мачехой. Но сейчас обстоятельства несколько иные.

Она с трудом спускается на запыленный камень подъездной аллеи и поднимает взгляд на особняк, который снаружи все еще выглядит не очень презентабельно. Ну а что, она рассчитывала тут дворец сразу найти?

Хотя, наверное, ей все сгодится, только бы продать можно было.

Следом за мачехой, морщась, выходит Эренция. Ну да, как же без нее. Она, как обычно, поджимает и так тонкие губы, всем своим видом показывая, что не довольна тем, что видит.

Что им там нотариус наплел?

Августа бросает на меня взгляд, который мог бы убить, но, оценив обстановку и количество присутствующих глаз, расплывается в приторной улыбке.

— Адалия, милая моя! — она раскрывает руки, приглашая броситься к ней в объятия. — Как же я рада!

Конечно, никуда кидаться я не собираюсь, да и обниматься с ней в принципе мне не улыбается. Но я призываю все свои артистические навыки (прости, Станиславский, я сама себе не верю) и обхватываю ладонями лицо:

— Ох, матушка! Вы приехали! — хлопаю глазами, но выдавить слезу не выходит. — А я-то уж и не знала, как вам весточку-то отправить.

— Мы весь город обыскали, все окрестности, думали все… не найдем тебя! — продолжается спектакль. — Корила себя я, корила… А тут господин Эндор вдруг появился, о тебе рассказал. Так я ни минуты не ждала! Тут же заложили экипаж и поехали.

Ага, а разодетая Эренция — это просто она так с утра нарядилась. На сводной сестре Адалии надето лимонное бархатное платье с кружевными оборками, гарнитур из сережек, браслета и кулона с топазом, который сейчас лежит в… углублении, которое было искусственно создано путем добавления нескольких подкладок.

Для кого она, интересно, так оделась? Уж не Эндора ли соблазнять? А что… Нотариус, конечно, не барон, зато финансово иногда в более выигрышном положении.

— Господин Эндор же поделился моей радостью, матушка? — улыбаюсь, предвкушая реакцию мачехи. — Это все теперь официально мое! Представляете, папенька оказался прозорлив и так обо мне позаботился!

— Да как же, милая моя? — Августа аж краснеет и хватается за свой веер. — Как же ты смогла оформить-то все? Я же все…

Она осекается, глазками туда-сюда бегает, понимая, что чуть не сболтнула лишнего, раскрывает веер и нервно обмахивается.

Постепенно крестьяне теряют интерес, а вот все остальные подходят поближе, выстраиваясь рядом. Кажется, что-то похожее уже было тут. Только количество тех людей, которые готовы стоять за меня, возросло со временем.

И мне от этого тепло и радостно. Это чувство, которое действительно может перекрыть воспоминание от того, как я тихо угасала в больнице. В одиночестве.

— С бумагами господин Эндор и помог. А еще познакомься, это мои друзья. Наш… кучер, — я показываю на Варда, который прищуривается и перехватывает поудобнее топор, которым рубил сухие ветки на деревьях подъездной аллеи. — Рина, моя подруга, которая помогает мне с уборкой, — подмигиваю ей, чтобы она подыграла. — Тетушка Ли, которая приютила меня, — Лира с подозрением смотрит, сжимая трость. — И… Харрис. Тоже помощник.

Решаю, что мачехе незачем знать, что тут лекарь, который может вывести на чистую воду все ее манипуляции моим здоровьем. Уж на него-то я точно не жалуюсь: господин Харрис меня проверял на всякий случай разными способами. Диагноз: здорова, хоть сейчас рожай.

— Ох, как же мне жарко, — гнусаво стонет Эренция, жеманно прикладывая тыльную сторону кисти ко лбу. — Кажется, я сейчас упаду в обморок… Маменька…

Еще бы ей не было жарко. В бархатном-то многослойном платье. Наверняка еще и в самом плотном корсете.

Но мачеха только отмахивается от каприза дочери, чем вызывает растерянное выражение лица у сводной сестры Адалии. Но у Августы сейчас явно другие приоритеты. Ее глаза все больше скользят по окружающей нас обстановке и все ярче загораются алчностью.