Но невольные зрители мешают ей напрямую перейти к следующему шагу и заставляют придумывать поводы, чтобы попасть в дом. Мне даже интересно за этим наблюдать.

— Это все прекрасно, — охая, говорит Августа. — Но с твоим здоровьем… Ты же наверняка тут не принимала свои лекарства! Ах, бедная… Надо было тебе привезти… Ну ничего страшного, милая моя. Идем скорее, показывай, где можно жить. Теперь у тебя есть, на кого положиться, и кто поможет тебе в обустройстве тут.

Она явно не рассматривает серьезно никого из присутствующих: я же не назвала ни титулов, ни званий. А, значит, Августа считает всех ниже себя.

— Ну что вы, маменька, — даже не двигаюсь с места. — Я замечательно со всем справляюсь! А здоровье…

— Не переживай, я сейчас же пошлю кучера за лекарством. Веди меня скорее в дом! — эта фраза уже звучит резче и требовательнее, потому что терпение Августы заканчивается. — Эренция, милая, достань наши чемоданы.

— Но маменька, я не…

— Доставай, — сквозь зубы цедит Августа.

Эренция вздрагивает и лезет в экипаж.

— Идем скорее, — настаивает Августа, все с большим трудом удерживая свою улыбку, и пытается взять меня под руку.

Вард дергается, но я качаю головой, намекая, что все в порядке. Среди моих “соратников” вообще царит такое напряжение, что я его почти кожей чувствую.

— Не стоит беспокоиться, маменька. Как же там без вас трактир? А тут я справлюсь со всем и непременно приглашу на бал. Вы же любите балы? Эренция, ты же любишь балы?

Я широко распахнутыми глазами смотрю на сводную сестру, у которой аж рот от удивления раскрывается. Похоже, у нее не укладывается в голове взаимосвязь “Адалия” и “пригласит на бал”. Но, надо отдать ей должное, она кивает.

— Спасибо, что приехали, маменька, — улыбаюсь я. — Это так приятно, что вы обо мне заботитесь! Давайте, мы накроем в беседке чай, как раз кучер и кони отдохнут. А то потом вам же до темноты бы обратно добраться. Тут дороги опасные.

Если до этого Августа краснела, то теперь покрывается почти бордовыми пятнами. Я и выгоняю ее! А она сделать ничего не может, чтобы принудить меня и не потерять лицо. Свидетелей много.

Киваю Лире, и они с господином Харрисом уходят готовить чай. Рина и Вард переглядываются, но с места не сдвигаются.

— Разве я могу бросить в беде свою любимую дочурку? — уже цедит она, а веер в руке начинает жалобно похрустывать.

Если она правда думает, что сможет продавить меня, то зря. Она даже не представляет, сколько мне в суде при разводе с мужем отстаивать свое мнение приходилось.

— Нет, конечно, — улыбаюсь я. — Но я и не в беде.

Августа тяжело втягивает воздух через сцепленные зубы (может, у нее челюсть свело?) и все же хватает меня за руку.

— По-ка-зы-вай… доченька.

Рядом со мной внезапно возникает Тарден. Он что, опять использовал телепортацию?

— Что тут происходит? — мгновенно замечая пальцы Августы, сомкнутые на моем плече, спрашивает Арион.

— Ваше сиятельство… — выдыхает мачеха и, кажется, белеет.

Как бы в обморок не упала: кто ж ее поднимать-то будет? Я точно нет, у меня сил столько нет. Удивлена, что тот, под кого она подложила Адалию, вдруг оказался тут? Это может все испортить…

Тарден мрачнеет, понимая, что быстрых объяснений он не получит, делает шаг вперед, к мачехе, а та резко отпускает меня и отшатывается к карете.

— Мне повторить вопрос? — громыхает он не хуже весеннего грома.

— Мы с дочкой приехали проверить… проведать Адалию, — суетливо произносит она. — Вы же помните… эм…

Я уже не вижу лица Ариона, но, похоже, мачеха видит в нем что-то, что подсказывает ей: лучше не продолжать. И куда делась вся самоуверенность? Или все-таки понимает, что с драконами лучше не шутить?

— Представляете, господин Тарден, — я дотрагиваюсь до напряженной спины Ариона, чувствуя сквозь тонкую рубашку каждую мышцу, готовую в любой момент сработать, чтобы… защитить? — Господин Эндор совершенно случайно встретил матушку в городе и решил помочь воссоединиться семье. Вы же помните, как я переживала?

Дракон замирает от моего прикосновения, кидает взгляд на Эндора, а потом переводит на меня. Хмуро, раздраженно, но с постепенным пониманием правил игры.

— Я рад, что все произошло самым лучшим образом, — его ладонь обхватывает мое запястье, а большой палец скользит по тонкой коже, совершенно неуместно запуская волну мурашек.