Угу. Только уже торговать нечем будет, между прочим.

Обедать сели в тени. Феня достала кувшины с холодным взваром и молоком. Молоко — для меня. Хлеб, яйца, зелёный лук, печёные овощи и какая-то травка, на вкус похожая на нашу петрушку. Пирожки с разными начинками, маленькие, круглые, на два укуса. Всю ночь, что ли, пекла? Она, конечно, всегда была заботливой и хозяйственной, но сейчас превзошла саму себя.

Я выложила рядом блины с творогом. Попробую уговорить Феню продегустировать, она же молоко пьёт.

— Пекас, тебя ждём! — позвала Феня.

— Ешьте, телегу догружу и приду, — отозвался дед.

Я, как самая голодная, ела сразу и всё. Мамочки мои, как же вкусно! Мягкие овощи таяли во рту, травка придавала яйцам пикантность и остринку. От хлебной горбушки шёл тёплый, сытный, упоительный запах.

— Феня, вдруг я за год забуду и кого-нибудь из богов пропущу? — набив полный рот едой, спросила я.

— Никак нельзя. Не переживай, жрец всегда подскажет. Ты, главное, слово глупое не сболтни про богов. Ты ляпнешь и забудешь, а боги — они памятливые.

Ещё и мстительные, наверное. Впрочем, за языком следить надо в любом случае. Ни в каком мире боги не любят, когда их обижают либо насмехаются. Впрочем, люди тоже не любят — в этом мы похожи.

Подошёл Пекас, принял у Фени кружку с взваром:

— Помнишь, как сосед Никол богиню Страду обидел? — спросил он Феню.

— Ой, Пекас, да разве такое забудешь? — засмеялась она.

Я приготовилась слушать занимательную историю.

Богиня СтрАда отвечала за погоду. Надо тебе дождя, солнца и ясных дней, или ветра, чтобы крутило лопасти мельницы — обращайся к ней. Уговаривай, молись, напоминай, в особо трудных случаях проси жреца о содействии.

Считалась СтрАда не вредной, но капризной и переменчивой. Ещё бы — погода!

Сосед Никол к ней особо никогда не обращался, в тот раз получилось случайно. Никол отправился на рыбалку. Всё было отлично, рыба бойко клевала, Никол радовался будущей вечерней ухе. Пока не пошёл дождь. К перемене погоды сосед не подготовился и вскоре промок до нитки. Ему бы уйти — но рыба всё ещё продолжала клевать, хоть и похуже.

Пришлось дрожать, стучать зубами и тягать туда-сюда тяжёлую мокрую удочку.

Наконец, Никол не выдержал. Поругивая сквозь зубы богиню Страду, взялся за вёсла и поплыл к берегу.

Сильный, мощный ливень, который догнал Никола у берега, оказался первым предупреждением.

— Дальше — больше, — рассказывал Пекас, уплетая Фенины пирожки. — Пришла осень, у всех листопад, а у Никола — листозасыпалка! К ночи, как поднимется ветер, со всех дворов к нему лист несёт. Мало того, ещё и из леса иголками колючими да длинными присыпает. Никол приношение пожадничал, возле дома Страду попросил его не мучить. И, значит, чтобы радовалась она, ведро молока под дерево вылил.

— Почему молока и почему под дерево?

— Дык говорю же — скряга, — засмеялся Пекас. — Детей малых у Никола нет, молока не жалко, вот и плеснул куда попало. Только Страда ещё больше рассердилась.

Та зима для Никола была самой трудной. После метелей и снегопада деревенские брали лопаты, откапывали двери, тропинки к постройкам и калитки, и только потом шли завтракать.

Никол завтракал раньше всех, с первыми лучами солнца. Ему, в отличии от остальных, копать приходилось до вечера. Бывали дни, когда у Фени и Пекаса едва заносило дорожки к дому, а у Никола из огромного снежного сугроба торчала печная труба.

Да, осторожнее надо с богами, а то попадёшь в немилость — и делай весь сезон пустую работу.

— Она его всё-таки простила?

— Простила, — кивнул Пекас и взял блинчик с творогом.

Я замерла, боясь отвлечь деда от процесса.

— Никол тогда полтелеги даров насобирал, всё отвёз в храм. Долго там был, молился со жрецом и просил прощения. Вернулся весёлый.

Дед с аппетитом доел блинчик, запил взваром и взял второй:

— С чем у тебя пирожки, Феня? Сегодня больно вкусные.

Трепетная Феня побледнела, потом покраснела, а потом и вовсе отползла от мужа в сторону, вероятно, опасаясь получить оплеуху.

— Ульна делала, — прошептала она.

Пекас посмотрел на надкусанный блинчик, на меня, и изменился в лице.

Отскочил в сторону, выплюнул то, что не успел проглотить, закинул остаток блинчика в кусты.

— Ульна, бедовая девка! — взревел дед. — Ты чем меня накормить решилась? Есть там молоко, да? Есть? Признавайся, полохало этакое!

— Будешь обзываться — пожалуюсь господину, — обиделась я. — Меня обзывать — его унижать. Забыл, деда?