Остановив машину, я опустил стекло и спросил:

— Потеряли что-то? Может помочь?

— О! — обрадовался Дядька. Его дикая рожа приобрела радостное, благодушное выражение. — Пепел! А мы деда этого ищем!

— Вот этого? — кивнул я им за спину.

Мужики резко обернулись: дед висел вниз головой уже близко-близко к земле, как он сумел тихо, легко и непринужденно переместиться на четыре ветки вниз — загадка, но его совершенно невозмутимое лицо и седые космы, похоже, произвели на моих бывших сослуживцев-поисковиков самое яркое впечатление: Чума тут же ушел в перекат, выхватывая невесть откуда взявшуюся лопатку, а Дядька — он дал деду прямо в морду, и заорал:

— А-А-А-А-А!!!

В смысле, съездил по княжеской физиономии. Очень крепко, так, что Вишневецкий слетел с ветки и ляпнулся на обочину ничком. Я мигом выскочил из машины и рванул к нему. Все-таки Иеремия Михайлович мне кто-то типа тестя и крестного отца одновременно, боязно за него!

— Обожаю нулевок, — глухо прозвучало где-то под растрепанными седыми космами. — Не то что дурацкие маги. Интересно с вами! А это кто там приехал — Пепеляев? Дай мне руку, Пепеляев! Мне впервые за пятьдесят лет кто-то съездил по роже, понимаешь? Это замечательное ощущение, я просто как молодой, честное слово! Сейчас бы каши манной навернуть и в кроватку — совсем лепота была бы!

Вишневецкого мы подняли втроем. Дядька — он же Пинчук — тревожно всматривался в лицо его светлости. Прогнозы были неутешительные: Вишневецкий поимеет себе большой и красивый бланш под левым глазом! С другой стороны он маг и несусветный богач — залечить травму для Иеремии Михайловича — плевое дело, но захочет ли?

— Михалыч, это самое… — поисковик растерянно развел руками — Я перепугался, понимаешь? А я когда пугаюсь — дерусь как черт… Мне баушка еще когда я в садик ходил говорила: «Кали бачыш нешта страшнае — лупи яго дрынам!»

— Познакомишь? — вдруг подмигнул князь, внезапно ставший Михалычем. — Сколько лет бабуле? Моя весовая категория? Харизматичная, должно быть, женщина! А из себя какая? Симпатичная бабка-то?

— Миха-а-алыч! — Дядька рассмеялся. — Ну о чем разговор вообще? Нет, мировой он мужик, Пепел, слышишь? Посмеешь его уволить — я его к нам устрою, на склад! Олежа точно одобрит!

— Уволить? Йа-а-а? — у меня глаза на лоб полезли.

Вишневецкий корчил страшные рожи и всячески делал мне невербальные намеки, чтобы я не смел раскрывать его инкогнито.

— Да понятно — не уволишь, — подошел Чума, который уже спрятал лопатку в чехол, хитро закрепленный на пояснице. — Таких антикваров еще поискать… И этот его — младший сотрудник, тоже большой специалист, хотя на дыхалку и слабый.

— Так, ребята! Я конечно рад вас видеть, и все такое, но — мигом признавайтесь: чем вы напоили Котофея, и чем накурили Христофора? — я уже и не знал, какой еще дребедени наговорили старики-волшебники поисковикам, и потому держался осторожно. — И что за дичь вы тут устроили?

— Валерьянкой! — честно признались поисковики. — И того, и другого! И это не дичь! Мы просто в отпуске!

— Однако! — только и смог сказать я.

* * *

В общем, к работе по изъятию ценностей из склепа мы приступили только через три часа, потому как обстановка в усадьбе к немедленной продуктивной деятельности не располагала. Она вообще мало к чему располагала, и я никак не мог отойти от ощущения нереальности происходящего: после удивительных приключений во время курсов повышения квалификации, бесконечной суеты в школе и напряженных суток на дежурстве в ДНД у моста, местный театр абсурда мозгом не воспринимался.

Старый Радзивилл в теле молодого спал на древнем потертом диване, как говорится, без задних ног, и храпел в ритме старинного вальса. Табачников сидел на подоконнике и орал дурным голосом песни под гитару, что-то про большую любовь и месяц март. В воздухе витал отчетливый запах валерьянки. Мельник и еще четверо незнакомых мне поисковиков-нулевок — возрастом постарше, служивших в батальоне явно на десять или пятнадцать лет раньше, чем я, пили какое-то очень крепкое и густое вино из граненых стаканов и резались в нарды, громко называя выпавшие значения на кубиках почему-то по-персидски:

— Шеш-беш!

— Чари-ду!

— Сэ бай ду!

— Пянджи-як!

— Пепел пришел! Выпьешь?

Хорошо хоть карту нашли, с пометками, которую Николай Христофор Радзивилл Черный составил накануне, до того как угасился валерьянкой. Я уже бывал внизу, так что о расположении галерей и переходов представление и имел, да и составленную гоблинами-проходчиками схему видал. Но на радзивилловой карте была не одна, а две окружности! И условные обозначения, и легенда карты прямо свидетельствовали о том, что если первая, ближайшая ко входу, действительно служила склепом, то наружная выполняла роль чуть ли не склада стратегического резерва.