— Не закончили, но ты давай.

— Ладно, пришлю полдюжины лекарей для тебя. А много у этих… как их… рокеров… песен?

— Много, — вздохнул я.

…

Монголия также была полита моими слезами, в которые активно вмешивалась и кровь.

— Там, где шёл самурай, где траки танков рвали твердь (хэ!)

— Красной армии длань японцам предрекала смерть (хэ!)

Встав за братский народ, мы с доблестью исполним долг (хэ!)

Дав захватчикам бой, отбросив их за Халхин-Гол!!! (хэ!)

Боль пульсировала и отдавалась ударами мёртвого сердца.

— Возьмите водички, Кощей, — сочувственно подбодрил меня Олег.

— Спасибо.

— Как Вы?

— Сказал бы, что жить буду, но я ж нежить, в любом случае, не буду. Вероятно, ещё помучаюсь. Ну что, двинем в Волгоград или Вы с неугомонным Суворовым хотите ещё попить гульской кровушки?

— А сколько мы тут подняли солдат? — тронул меня за плечо Олег.

Системное сообщение приходило только мне, никто не мог знать показателей, кроме ритуалиста, так что вопрос честный и задан по адресу.

— Шесть с небольшим тысяч, среди них достаточно много членов танковых экипажей, — превозмогая отголоски боли, ответил я.

— Ожидаемо, — задумался Олег. — Суворов сказал, что он их модернизирует.

— Каким, на хрен, образом? Мёртвые не модернизируются.

— Он говорит, что это возможно системными инструментами при условии, если дать им современную технику.

— Ну, блин, он самый генеральный генерал, ему виднее. Только не понял, готовы ли мы вернуться на запад?

— Нет ещё, — подошёл к нам Суворов. — Тут одно морское сражение произошло некрасивое,

— Александр Васильевич уже успел разобраться в музыке и истории?

— Я разобрался в том, что, если вложить достаточное количество единиц ереси в место сражения… — степенно начал генералиссимус.

Но я его перебил.

— Моей ереси, прошу заметить! — искренне возмутился за свои запасы.

— Ой, Кощей, не жмись, всего по сто восемьдесят единиц на мертвеца. А солдаты бесценны. Давай, царь, заряжай свою ракету, полетели на юго-восток.

— Вы и про ракету уже знаете?

— И про Гагарина, про «Буран». Не прощу живым, что они такую машину похоронили.

— Тут я с Вами солидарен. Но Вы сейчас про какое место, какое сражение?

— Цусима, само собой.

— Ааа… решили переиграть?

— Переиграть нельзя. Но игра в целом, ещё не закончена.

— Считаете, что наши не могли выиграть?

— Разве сражение при Халхин-Голе тебе это не объяснило, что результат сражения никогда не предопределён и зависит от каждого участника, от полководца до последнего рекрута.

— Кхе. А как же мы… На воде? Это же морское сражение?

— Ничего, — саркастически ответил Суворов, — там есть островок, бережок, как-то перетопчемся.

— Там ещё и владения армии Бога Машин рядом.

— Подтянем силы прикрытия.

— Давайте карту глянем? — я достал свой новенький мобильник и запустил навигатор, проверяя расстояние между островами. — Пу-пу-пу. Ну ладно, до Гото больше ста пятидесяти километров, это ни хрена не безопасно, но можно попробовать.

Я ткнул пальцем в старинный танк.

— Не знаю, как Вы их модернизируете.

— Это мои проблемы, царь, — отмахнулся Суворов.

— А из морских глубин, там тоже поднимутся прямо суда, корабли?

— А пёс его знает, мы такое первый раз делаем. Надо пробовать.

…

Песня неслась над волнами на многие километры:

— Дерзкий план и долгий путь, но «С нами Бог!»

Гордо реет флаг вблизи японских берегов!

…

На несколько секунд моё сознание растворилось. Я больше не существовал, не было времени, не было пространства, были только ощущения.

Я был и в настоящем, и в прошлом, на двести с лишним лет назад. Я был молчаливым кочегаром, закидывающим топливо в жадный зев печи, был офицером, застёгнутым на все пуговицы. Я выплёвывал лёгкие от чахотки в крошечной каморке госпиталя, я пучил глаза в тропическую тьму при бесконечно долгом переходе вокруг Африки, изнывал от бессонницы, меня мутило от плохой еды, от качки и жары на палубе, от убивающей духоты во тьме трюмов. Я был серым от усталости небритым капелланом, отпевавшим сразу четверых, замотанных в белые простыни, с привязанными к ногам ядрами умерших матросов.