— Тогда пошли…

— Я готов.

— Тем лучше. — Смолянинов грузно встал, пошел к кабинету, и Богачев отметил про себя, что его шеф явно сдал. Походка у него, правда, была столь же быстрая и нетерпеливая, но ступал он как-то слишком уж увесисто, точно боялся, что его вот-вот шатнет.

В кабинете он разделся и накинул на себя балахон, так, точно никакого Богачева и рядом не стояло. Столь же хмуро и замкнуто отпер дверь, шагнул на лестницу и только тогда сделал спутнику знак рукой: иди, мол, следом.

Смолянинов зажег свечу, и они спустились в подземелье. Богачев был здесь впервые, озирался сдержанно, но с любопытством. Смолянинов же и теперь занялся делом, не обращая на коллегу ни малейшего внимания: вытаскивал сосуд со светящейся жидкостью, кисти, череп, свечи… И лишь когда расставил все по местам, взглянул так же сумрачно:

— Ну вот… Сейчас и приступим. Ты первый пойдешь, сын отваги.

— Как скажете, — легко откликнулся Богачев, словно предстояла ему чудесная прогулка в летнем парке.

— Уже сказал, — буркнул Смолянинов и окунул кисть в чашу…

…потек голубой свет, побежали по стенам сполохи. Все получалось как по маслу, вот и черный камень начал растворяться в голубом сиянии. Смолянинов отступил два шага, посмотрел на компаньона. В сузившихся глазах блеснула злоба.

— Ну… — сказал он и больше не сказал ничего, лишь указал движением головы: иди.

И тот, другой почувствовал, как возликовало, прыгнуло от счастья его сердце — ожиданию пришел конец.

Игорь опустился на траву рядом с Кореньковым.

— Палыч, — постарался сказать он как можно проникновеннее, — ты опять загадками заговорил… Ты уж будь добр, мы ведь не такие ясновидящие, как ты… делай прорицания почетче.

— Да что ты, Игорь, — ответил Палыч дружески и как-то грустно. — Разве ты еще не понял, что у меня никакой привычки нет секретить что-то, тень на плетень наводить… Просто я ведь и сам своих предвидений не понимаю! Я чувствую сейчас, что что-то будет… ну да, будет… но что это…

Огарков насторожился:

— Александр Павлович?..

— Что такое? — Палыч глянул искоса.

— Не договариваете все-таки. — Лев Евгеньевич покачал головой. — Хотели что-то сказать и не сказали.

Палыч стал посасывать сигарету, и Лев Евгеньевич смотрел на него сверху вниз с полуулыбкой, и Игорь тоже иронически приподнял одну бровь… Палыч оторвался от окурка, выдохнул, сплюнул и сознался:

— Малость есть. Недосказал. Еще почудилось мне, что если и будет, то придет к нам вот оттуда. — Он вытянул руку. — Именно из-за перевала.

И все взглянули туда. Небо там над перевалом было такое же, как над всем этим миром, такое же высокое, прозрачное и ясное, светлое и немного грустное.

Когда его напарник канул в зловещем сиянии, Смолянинов помедлил малость, — словно придержало его что-то, хотя и понимал, что надо ступать туда немедленно, отрываться нельзя. И он шагнул туда.

И сразу, как шагнул, понял: пропал. Не было никакого многомерного пространства, где так горделиво он парил тогда. Совсем наоборот — это пространство молча и тяжко надвинулось на него, и не успел он сделать ничего, оно взяло его в тиски.

Он задергался — бесполезно. Бешено, в страхе задергался — пространство навалилось теснее, он ощутил себя закопанным в землю… да что там в землю! В камень, в гранит, в страшную твердь. И вырваться отсюда стало нельзя.

И тогда он услышал ужасный, дикий вопль — то ли вой, то ли визг, и понял, что это его визг, предсмертный, уже отделенный от него, исходящий сверху. И там же, вверху, холодно полыхнуло, точно молния, и от этой вспышки он завизжал еще безумнее, еще пред-смертнее — и так и должно было быть, потому что эта вспышка была смерть, лезвие сабли — миг, и она снесла его голову.

Бог сумерек

Палыч сощурился. Что-то мелькнуло там, над перевалом?..

— Нет, — вслух сказал он.

— Что — нет? — встрепенулся чуткий Лев Евгеньевич.

— Да так, ничего… Стал туда вглядываться, ну и почудилось.

Палыч затянулся шибко напоследок, окурок плотно втиснул в почву, а образовавшуюся крохотную ямку тщательно заровнял.

— Почудилось… — повторил он со странной интонацией.

— Ну да. — Игорь потрогал пальцем переносье. — Как будто что-то так… — Он не договорил, но Палыч его понял.