Пока я поднимал копьё с пола, наплечник полностью восстановился.

Я крикнул Дрюне, чтобы он отвлёк Хейна на себя, а сам бросился в противоположную сторону. Дрюня пару раз врезал секирой по разбухшей туше, оставил пару глубоких ссадин и перекатился в бок, приковав к себе всё внимание уродца. Хейн сумел достать его, ударив кулаком точно в грудь. Дрюню отбросило, но его жертва была достаточной, чтобы Кара беспрепятственно взобралась на огромное тело Хейна, взгромоздилась ему на спину и прыгнула на парящего в воздухе «кровокожа».

Всё это время «кровавая мученица» не спускала с меня глаз, но, когда волчица вцепилась ей в правую руку, её взгляд упустил мой приближающийся силуэт. Женское тело в кровавом доспехе, подвешенное в воздухе десятком пульсирующих труб, покачнулось, словно птица на ветру, а затем содрогнулось и взвыло от боли.

Те несколько секунд, что мне подарила Кара своим отчаянным броском на противника, позволили мне прицелиться и швырнуть копьё точно в цель.

Мучительное тление дубовой древесины отравило воздух и сделали его горьким.

В зелёной дымке, рождающейся из голодного пламени, пожирающее с небывалым голодом разлапистые ветки дуба, блеснуло тусклым росчерком древко копья.

Всё сложилось как ни как удачно. Копьё попало именно туда, куда и я и целил. Костяной наконечник вонзился в грудь «кровокожу» и пробил доспех. Будучи мёртвым, отец Ансгара — граф Петрас Лофказ — продолжал разить врагов своего народа.

Полость огромного дуба наполнилась оглушительным воем. Боль, пронзившая «кровокожа» отразилась и на его ручном зверьке. Хейн, этот разбухший кусок мяса, резко замер с занесённой рукой для удара. У его ног лежал Ансгар. Чудище хотело его добить? Раздавить, словно таракана, кажущегося еще живым? Постойте… Или мне показалось…

Я был поражён, после такого удара живое создание не вправе жить. Тело Юного правителя должно было превратиться в мешок с перемолотыми костями, но парень не просто уцелел. Он вскочил на ноги, схватил валяющийся на алой глади меч и бросился на онемевшего Хейна. Вздувшийся монстр даже не почувствовал в своём пузе окровавленный клинок молодого правителя, всё его внимание было приковано к пустоте, заполонившей его разум. Мгновение он стоял как статую, но как только «кровавая мученица» рухнула на пол, Хейн последовал её примеру. Желеобразная туша обмякла и повалилась на блестящий пол из глянцевой крови. Ансгар отскочил в последний момент, успев вынуть меч из бледной плоти толстяка и откатиться в сторону.

Не теряя ни секунды, я кинулся к «кровокожу». Пол под ногами вдруг стал вязким. Твёрдость крови полностью исчезла, и мои ступни погрузились в густой гель по щиколотку.

Магия медленно разрушалась.

— Инга! — крикнул юный правитель. — Что происходит?

— Это ты мне ответь! — рыкнул я. — Хотя ладно, потом… Сейчас помоги Андрею и Осси!

Всё плохое, что могло произойти, уже произошло. Я лишь хотел спасти те немногие крохи прошлого, рассыпавшиеся у моих ног. Мне даже пришлось со всей строгостью запретить Каре приближаться к «кровокожу», когда волчица была готова вгрызться женщине в глотку.

Подбежав к «кровавой мученице», я упал возле неё на колени. Она еще была жива. Помята и бледна. Взгляд мутный, как у пьянчуги после недельного запоя. Она пыталась вытащить копьё, взявшись обеими руками за древко. Костяной наконечник пробил доспех в области сердца и целиком зашёл под проявившуюся между лопнувшими пластинами кожу. Моя ладонь в кровавой корке обхватила древко чуть выше её ладоней.

— Не надо, — сказал я, — Иначе копьё войдёт еще глубже.

Женщина моргнула и перевела взгляд на меня. Боль исказила её лицо, саван мученичества накрыл кожу бледнотой. Её руки прекратили сопротивляться моей силе, напряжение с древка пало, как и её ладони, упавшие в огромную лужу густой крови.

— Кто ты такая? — спросила она, выдавливая слова из глотки сквозь жуткое бульканье.

— Я хочу, чтобы ты вспомнила, кто ты такая. Тебя зовут Мария, ты помнишь? Мария…

— Мария… — прошептала она, и в её голосе чувствовалась теплота. — Мария…

Она вдруг нахмурила брови, взгляд прояснился и забегал по моему лицу, подмечая каждую деталь.

— Так звали тебя в прошлой жизни, — сказал я, продолжая крепко сжимать древко копья. — Мария.

— Мне больно…

— Так и должно быть. Вспомни, боль — наш учитель.

Белые зубы женщины стиснулись с хрустом, после чего её пальцы обхватили один из рогов на моём наплечнике, и она немного оторвалась от жидкого пола.

— Боль… — кашель оборвал её, но взгляд был настолько осознанным, что уже не было никаких сомнений в её памяти. — … дисциплина. Мария…

Женские глаза, залитые кровью, смотрели в мои, такие же, в которых белок окрасился в багровый. В блеске моих глаз она видела отражение своего лица, а я — видел своё в отражении её глаз. Гнев сменялся растерянностью, злоба — отчаянием.