Три руки легли на верёвку. Я, мой «нотариус» Иван и Сергей, как представитель народа и родственник убиенной.

— По какому праву?! Не-ет! Пустите! — верещал Замойский.

— По какому праву? Ибо на моей земле — я — закон.

Сказал я — и потянул за верёвку.

Как только тело Замойского закачалось на виселице — мимо нас в полумраке мелькнула пёстрая тень.

Тупай Нанотолий подбежал прямо к позорному столбу, встал столбиком, а затем исторг из себя сноп пламени, которое поглотило всю виселицу вместе с Замойским.

— Ах ты ж зараза, — проговорил я, сматывая упавшую в руки верeвку.

Но тупай уже был таков — юркнул в кусты и скрывался от нас пару суток.

Что в итоге произошло с моим врагом далее — мне неизвестно. Нанотолий, к сожалению, внятно пояснять нам про свою дикую магию не мог. Возможно, Замойского телепортировало в неведомые земли. Возможно, элементали по воле неведомых мне богов забрали его на другие уровни бытия. Или — в другой мир. А возможно, он просто аннигилировал, испарился.

На тот момент я предпочел бы последний вариант. Мне не хотелось бы, чтобы я пересекся с ним на других пространствах бытия.

Но когда раж спал, мне подумалось, что всe вышло даже лучше. Во-первых, для окружающих всe выглядело и эффектно, и великодушно — я избавил висельника от мучения.

Во-вторых, я действительно великодушно даровал врагу последний шанс, избавившись при этом и от врага, и от мук совести.

Публичные казни — это совсем не то, что мне нравится совершать. По правде сказать, такое со мной в прошлой жизни случалось всего один раз, на той самой войне с «бармалеями» в пустыне, куда я загнал на своём ЧВК. Тогда всё было с помпой, со стримом в интернет…

И здесь всё вышло на публику. Что ж, так было нужно. Чтобы засвидетельствовать мою победу.

Домой мы вернулись победителями. От Ангелины поступило предложение продолжить торжество песнями и плясками, но у меня такого настроения не было.

Не было настроения и у Рустама.

— Переборщил ты, Петрович, — сказал он.

По старому, настоящему отчеству он меня теперь редко называл. И тем более ранее никогда не называл при всех. А тут, видимо, после моей речи — вспомнил. Я обернулся к Штирцу.

— А ты как считаешь? Переборщил я?

— Переборщил, Саша, — вздохнул Станислав. — Если бы не Нанотолий — прослыл бы злодеем.

Взглянул на Светлану. Она отрицательно покачала головой, улыбнулась. Да, не ожидал от девицы такой кровожадности. Видимо, сильно задел Замойский.

— Всё равно, теперь молва далеко разнесётся. И до города дойдёт.

— Какая молва? Что я вешаю своих врагов? Что ж, пусть боятся.

— Как бы нам боком не вышло… Светлана тоже изрядно засветилась, — вздохнул Штирц, посидел какое-то время молча — и пожал мне руку. — Пойдём мы.

Что ж, следует уважать память врагов, несмотря на то, какими чудаками на букву «м» они не были при жизни. Пиршество на костях устраивать не стали — скромно отужинали, и я лёг спать пораньше.

Во сне мне явился бог Дионис. Возлежал в круге из виноградных лоз и амфор, как обычно.

— Ну, и как тебе? Понравилось?

— Сначала показалось — что да, но потом понял, что нет, — признался я.

— Ты серьёзно думаешь, что всё закончишь этим?

— Нет, не думаю, — ответил я.

— Правильно…

— И что дальше будет?

— Я тебе чего, цыганка-предсказательница? — нахмурился Дионис и махом проглотил здоровенную виноградную кисть. — Скажи спасибо… что приглядываю за тобой и от неприятностей иной раз спасаю.

— Это как ты за мной приглядываешь?

— А вот! Не скажу.

— Хорошо, — кивнул я. — И какого хрена ты весь такой помпезный мне тут явился? Я так понимаю, божества помочь, на путь наставить, всe такое. Скажи хоть что-нибудь глубокомысленное.

— Спасибо тебе хочу сказать! Что вино добыл, и что про фамилию вспомнил. Пора бы уже флаг поднимать, не находишь? К тому же, заварушка может выйти знатной.

— Это всё?

Дионис почесал подбородок.

— Ну, что ещё сказать. Теряя врага — готовься потерять и друга. Пойдёт?

— И кого? — напрягся я.

— А я откуда знаю?

— Да уж. Глубокомысленно. В общем, никакой конкретики, — признал я.

Хотя всe-таки подсказку небольшую дал, и то хорошо.

На самом деле, проснулся я с воодушевлением. Пора задуматься об избавлении от французского псевдонима. Но, конечно, доля тревоги тоже оставалась. Было наивно полагать, что война за долину закончена.