— Видать, не здесь они, — сказал Егор. — Здесь только добычу спрятали. А сами — там, у деревни.

— Проруби их — там, — согласилась Земляна. — Ночью, небось, сызнова наружу полезут.

— Значит, ночью и будем караулить, — решил я. — Слушайте. План такой…

План на ближайшие несколько часов я излагал на ходу. Мы вернулись в деревню. Толпу, собравшуюся у дома Афони, заметили издали.

— Чего это там? — нахмурился Егор. — Нешто твари раньше ночи вылезли? — он взялся за меч.

— У тебя ошибка в числительных, — присмотревшись и прислушавшись, буркнул я. — Тварь. Одна. Но, блин, уж как вылезла, так вылезла.

— … а я ему тогда — ка-ак дам копытом! — долетел от дома Афони до боли знакомый голос. — Он ка-ак кувырнется! Аж до императорского дворца летел. Крышу там проломил, да на печку хряпнулся!

Язык у Твари характерно заплетался. Население ржало в голосину. Мы подошли ближе.

Тварь развалилась посреди двора. Рядом с ней лежало на боку пустое ведро, двор заполонила публика. Те, кому места не досталось, висели на заборе. На крыльце сидел пьяненький Афоня и смотрел на Тварь влюбленными глазами.

— А дальше? — понеслось со всех сторон. — Дальше-то что было?

— А вот не буду рассказывать, покуда ещё медовухи не принесут! Это ж надо, какие в этой деревне жадные люди! Глоточка не допросишься. — Тварь негодующе наподдала копытом пустое ведро.

Ведро полетело в сторону калитки. Я его поймал.

— Х-хозяин, — сфокусировав на мне взгляд, запнулась Тварь. — А мы тут, это… Я у них водички прошу! Давно уже. И — не несут! Представляешь?

— Представляю. — Я подошёл к Афоне. — Сказал же тебе, русским языком — не наливать! Говорил?

— Говорил, — понурился Афоня. — Да что я поделать-то мог? Куда мне было деваться?

Я вздохнул.

— Угрожала?

— Да ну что вы, господин охотник! Просила! И до того жалобно. Глазками своими глядит, вздыхает… А у меня кума медовуху варит, я как раз бочонок прикатил. Ну, вот и…

— Ясно. Глазками, значит. — Я повернулся к Твари. Та понурилась. — Неправильно организованное похмелье ведёт к долговременному запою. Слыхала?

— Ч-чегось?

— Тогось. Вставай, шуликунов бить пойдём.

* * *

После третьего круга вокруг деревни Тварь смекнула, что её где-то накалывают.

— Куда едем-то? — буркнула она тоном человека, который совершенно, с его точки зрения, не кстати начал трезветь.

— На Кудыкину гору, — объяснил я.

— Это где такая?

— Да вот, веришь ли — забыл напрочь. Где-то тут была, смотрю — найти не могу.

На четвёртом кругу Тварь была уже внимательна и осознанна.

— Нет здесь никаких гор! — рявкнула она и встала в колы.

— Да вот и я гляжу — никаких. Значит, нечистая сила похитила. Уже совсем ничего святого не осталось, горы воруют… Ладно, хрен с ним. Топи в Поречье.

— Зачем?! — взвыла Тварь. — Я всё поняла, всё осознала. Пить больше — ни-ни!

— Рад за тебя. А теперь — в Поречье.

— Серьёзно?

— Серьёзнее не бывает.

Со вздохом Тварь врубила Первую Космическую, и элементы пейзажа замелькали мимо меня с такой скоростью, что даже Тургенев не сумел бы ничего по этому поводу дельного написать.

Егор, Земляна и Захар расположились у Афони и принялись бдить. Я же пообещал до ночи точно вернуться и отправился вытрезвлять транспортное средство. Это, конечно, было не главное занятие. Мысль моя работала постоянно и идеи возникали часто. Пусть там пока не было ни одной из категории «Вау, да это же всё-превсё решает!», но зато хватало тех, что «Попробуем, может, чем-то поможет».

Первым делом в Поречье я наведался к предводителю дворянства, Аркадию Дубовицкому.

— Давненько, давненько не наезжали! — приветствовал он меня в своей библиотеке.

По лицу было ясно, что действительно рад меня видеть, а не просто так, из вежливости, изображает радушие.

— Дела, дела, — вздохнул я.

— Про ваши дела изрядно наслышаны. Вопиющий случай, исключительный: чтобы человек до такой степени манкировал светом и при том оставался на слуху, да чего там — буквально притчей во языцех! Впрочем, с нами вам, как я понимаю, уже не интересно. Вы ведь вхожи чуть ли не в императорский дворец?

— Ну почему «чуть ли»? Вхож в дворец, — кивнул я.