— Смотреть будет не сильно интересно, — сообщил я, наклонившись к уху лошади. — Амулет возьму — и исчезну. Я ж там бывал, значит, перенестись смогу.

— Фр! А меня тогда чего погнал, не жрамшую?

— Ну как? Похвастаться перед людьми. Вот, мол, какая у меня лошадь имеется. Не конь — огонь!

Я буквально бёдрами почувствовал, как Тварь раздулась от гордости.

На самом же деле мне просто хотелось чуток проветрить голову, да и спешки особой не было. Всё равно Карелия Гавриловна будет долго исполнять колдовские штуки. Что-то она там уже начала даже без интимных вещичек Катерины Матвеевны, какие-то базовые подготовительные дела. Когда я уходил, впёрла на печку здоровенный котёл, налила воды и принялась бросать туда резко пахнущее всякое. Я поспешил ретироваться, чтобы не мешать.

И вот теперь — скачу на Твари в имение, где проживала Катерина Матвеевна, и где ныне проживает Марфа.

Марфа меня и встретила у ворот, с широко раскрытыми глазами.

— Это что?! — указала она пальцем на Тварь.

— И тебе здравствуй, — сказал я, спешившись. — Что, даже чаю не нальёте?

Марфа молчала. Палец дрожал.

— Щас как откушу — будешь знать! — пригрозила Тварь. — Хотя не откушу. Побрезгую. Мало ли, куда ты этот палец пихала. По всему видать, есть манера тыкать им куда попало.

— Ч-ч-что это?! — пискнула Марфа, бледная, как снег, прикрывший землю вокруг неё.

— Тс-с-с, Марфа. — Я аккуратно согнул её палец и погладил кулак. — Всё хорошо. Это — Тварь, она своя. Ты не смотри, что злая — это она просто голодная. Ей бы чего-нибудь пожрать, только, знаешь, не овса, а чего-нибудь человеческого.

— Человечины? — Марфа попыталась упасть в обморок.

— Эм… Экспериментировать не будем, хотя теория интересная. Она яйца любит. Пышки… Короче, надо накормить, как меня. Только меня не надо, я по делу.

Марфа более-менее взяла себя в руки, вдохнула, выдохнула. Даванула на Тварь косяка уже посмелее.

— Душа в пятки ушла, — пожаловалась она. — Я уж думала, смерть за мной пожаловала.

— Всё ещё может быть, — с людоедской ухмылкой заверила Тварь.

— А ты тварей чувствуешь, что ли, до сих пор? — спросил я, кивнув на лошадь.

— Н-наверное. Я же с ними тут не часто сталкиваюсь. Домовой у нас живёт, но он не тварный, хороший. Я ему молока на ночь оставляю, а он мне, когда сплю, волосы расчёсывает.

— Захар-то знает?

— Нет, зачем ему. Взревнует ещё. Горяч он.

Угу, горяч. Не буду спрашивать, где именно. В охотничьем деле, мягко скажем, видали и погорячее.

Марфа показала дорогу к конюшне. По пути быстро посвятила в нюансы дела.

— Барышня у себя в спальне были, книжку читали — оне завсегда поздно засиживались. Все прочие спать легли. Мы с Захаром — ну, тоже… легли.

— Суть понял, можно не разжёвывать.

— И тут — грохот. Такой, будто земля раскололась. Никогда так страшно не было! Но сверху. Захар меч схватил, да как бросится туда!

Мысленно я таки начислил Захару дополнительные баллы для Гриффиндора. Молодца, не потерян для нашего дела, так держать, но не возгордиться!

— Я — за ним. Тут уже слышно стало, что барышня кричат страшным голосом. И вот Захар в спальню ейную вбежал и замер на пороге. Я за ним. Холод — вот, холод сильнее всего запомнился, как по полу, по босым ногам потянуло. Там стены, что с окном, почитай вовсе не было! Потому оно и грохотало… Сюда вашу лошадку, вот. Конюх где-то спит, наверное, я его будить не стану, сама накормлю. Потерпишь немного, лошадка?

— Ну, не знаю, — поводила носом Тварь. — Не чувствую должного уважения.

— Ох, — сказала Марфа и рассеянно погладила кобылу по боку. Видно было, что ей совсем не до того, но Тварь сменила гнев на милость.

— Яйца неси обязательно, там посмотрим.

— Принесу, — пообещала Марфа, и мы пошли к дому. — Вот, видите, — указала она вверх, — где досками заколочено? Там-то комната барышни и есть. Беда, конечно, большая, но жить-то надо, дом выстывает. Вот и заколотили. Уж потом, по весне, сделают как полагается… Да о чём я болтаю-то, прости Господи! С ночи сама не своя.

— Вы с Захаром вбежали в комнату барышни, — напомнил я. — Дальше что?

— А дальше — стоит посреди спальни эта орясина страшная. Скелет огромный, выше Захара раза в два. Там потолки высоченные, но он всё равно согнувшись стоит. И Катерину Матвеевну держит… Смотрит на нас — и говорит. А говорит-то как будто не сам даже! Как будто из-под земли гул такой доносится, что аж голова кругом. У меня кровь носом пошла.

— И что он сказал?

— Сказал: «Охотнику Владимиру передайте, что если захочет своё забрать — знает, где искать. Только пусть на коленях приползает, а не то разгневаюсь».