Решив провести время с пользой и осмотреть Петрозаводск, я двинулся вдоль улиц по тротуару. Город, хоть и был под гнётом Империи, выглядел… живым.

Повсюду мерцали вывески магазинов, кафе уже открыли летние веранды, а прохожие торопились по своим делам. Многие улыбались друг другу, разговаривали, но если приглядеться, в их глазах ощущалась тревога. Может быть, страх перед патрулями, ведь на каждом углу стояли или проходили имперские солдаты.

Не успел я отойти от ГИЦ на пару кварталов, как наткнулся на широкий проспект, за которым начинался вид на озеро. Воздух здесь был необычайно свежим: ветерок с Онежского озера приносил запах воды, водорослей и влажной земли.

Красиво. Жаль, что настроение в городе не такое светлое.

Вдалеке виднелись небольшие грузовые корабли, стоявшие у причалов. Вода мерцала на солнце. Сама природа здесь хотела дарить спокойствие.

Я продолжил путь и вскоре оказался на центральной площади. Она была просторной, вымощенной плиткой, но мой взгляд сразу зацепился за полуразрушенную стелу, что торчала в её центре.

Раньше здесь возвышался монумент — может быть, метров десять высотой. Но сейчас от него осталась лишь половина, вся в трещинах и сколах. Вокруг валялись куски камня, и вся конструкция была обнесена красно-белой лентой.

Людей рядом было мало. Я приблизился к разрушенной стеле, осторожно перешагнув ленту, чтобы взглянуть на неё поближе.

Вблизи я ощутил слабую волну эфира — это точно был непростой памятник. Я осмотрел его остатки: кое-где виднелись выбитые рунические символы, теперь исцарапанные и сломанные, а из самого камня торчали металлические стержни.

Если это тот самый обелиск, о котором все говорили, то очень странно, что он построен в такой глуши, как Петрозаводск. Хотя богатой Империи ничего не мешало воткнуть его в каждом городе.

Я побрёл дальше, не торопясь. Спустя минут двадцать прогулки наткнулся на вывеску «Автодвор Старая лошадь». Это была что-то вроде стоянки, огороженной сетчатым забором, за которым стояли подержанные автомобили. Несколько ржавых легковушек и пара видавших виды грузовичков.

Может, прикупить себе авто? Мотоцикл — это круто, но в машине можно возить больше вещей. Надо бы взглянуть.

Зайдя за ворота, я двинулся между рядов машин.

Они были старыми, но тщательно вылизанными. Кто-то постарался над их восстановлением. Среди всего многообразия я увидел один пикап — древний, но в довольно сносном состоянии, по крайней мере, на глаз.

Я неспешно обошёл его кругом. Вроде выглядел добротно. Запустил «глаз миров» — и даже через него не обнаружил критических повреждений.

— Неплохой экземпляр, — сказал я вслух. — Вполне достойный.

Тут к нам вышел мужичок, лысоватый, в футболке, из-под которой выпирало круглое пузо. На футболке красовалась какая-то странная надпись и оголившая свои прелести девушка с гаечным ключом на плече.

— Здравствуй, дорогой, — улыбнулся он, сверкая золотыми зубами. — Таки ищешь себе нового коня?

— Этот пикап, — кивнул я. — Выглядит рабочим. За сколько отдашь?

Мужичок тут же хлопнул в ладоши, оживился:

— Прекрасный выбор! Рабочая лошадка! Вылезет из любого болота.

Я поморщился, чтобы не фыркнуть, но он смотрел на меня с воодушевлением.

— Сколько?

— Триста пятьдесят тысяч, — объявил он не моргнув.

Я лишь скептически приподнял бровь. Триста пятьдесят… Звучит, как будто меня приняли за лоха.

— Не дороговато ли для антиквариата?

— Да, я её сам делал — Мужик развёл руки в стороны. — Каждую детальку! Из ржавой рухляди конфетку в обёртку засунул. Любой в этом городе знает, что лучше мастера, чем Авром нету!

— Засохшая конфетка, Авром, — ответил я. — Но обёртка выглядит хорошо. Дам сто двадцать максимум.

— С ума сошёл?! — возмутился Авром, как будто я задел его до глубины души. — Это машина для настоящего мужчины. Полный привод, груз-шмуз, перевози что хочешь. Год лохматый, да ты на него не смотри. Там всё новое внутри стоит. А движок какой! Не движок, а песня! Хочешь, заведу?

— Заводи, но больше ста двадцати не дам, — качнул головой я.

— Дорогой, зачем такую цену делаешь? Это же неуважение к моему труду. Для такой машины триста пятьдесят — это почти даром.

Я собрался было ответить, но в этот момент, со стороны мастерской, к нам выскочил мальчик лет десяти. Он был похож на Аврома — такая же круглая физиономия, чёрные кудри, и тоже говор с лёгким акцентом.

— Папа! — завопил он, наступая на собственные шнурки. — Папа, иди сюда! Хапун опять пришёл!

Мужичок побледнел, улыбка с лица мгновенно испарилась. Авром выругался на непонятном мне языке и бросился в сторону мастерской. Я, из любопытства и смутного предчувствия, пошёл следом.