Глава 10

С первого дня недели у принцесс начались уроки. После молитвы и завтрака приходили преподаватели. На стол ставились массивные песочные часы с тяжелым бронзовым основанием, и тонюсенькая струйка песка отмечала время, которое отведено на урок.

Поскольку Мария пропустила по болезни часть занятий, то и спрос с нее пока был невелик. А вот от Лютеции учительница потребовала вызубренное наизусть стихотворение поэта Леона Нуара и письменный разбор самого поэтического текста. Запинаясь и мекая, тоскливо глядя в потолок и дожидаясь подсказки учительницы, Лютеция с трудом выдавила три катрена:

— Правда ли, с уходом сентября

Загорчит туманами заря;

Обрядится красным златом лес,

Оттеняя синих вод урез?

Подскажете мне, какой из дат

Журавли, предвосхищая хлад,

Проплывут тенями по стерне,

Плача о родимой стороне?

Впрочем, нет: ни слова, ни слезы.

Ларь из янтаря и бирюзы

Сам раскроет, спрятанное в нём.

Осень. Час за часом, день за днём.*

Читала она с тоской, явно показывая, как ей досаждают такие глупости. Лист же в ее тетради оказалась девственно чист и никаких мыслей о сути текста не содержал. Принцесса недовольно посмотрела на учительницу и заявила:

— Мадам Лантур, неужели вы считаете, что будущей королеве пристало заниматься такими глупостями?

Мадам Лантур, сухощавая седая дама, обучавшая принцесс чтению и письму, только вздохнула в ответ и обратилась к Марии:

— Ваше высочество, вы не присутствовали на предыдущих занятиях, но, безусловно, слышали их. Нет ли у вас каких-нибудь мыслей по поводу данного стихотворения?

Отвечать было страшно, но все же стихи были относительно нейтральной темой, где сложно выдать свое попаданство, и Мария, собравшись с духом, тихо ответила:

— Я думаю, мадам Лантур, что в этом тексте осень — иносказание. Эти рифмы очень красивы и в завуалированной форме говорят о том, что не нужно торопить жизнь. Она сама раскроется перед вами. Следуя тексту, мы можем сделать выводы: все вопросы, которые задает себе юный человек, вступая в жизнь, со временем получит ответы. Не стоит торопиться и предвосхищать события — так советует автор произведения. С его точки зрения, в такой неспешности есть своя мудрость.

Брови мадам Лантур поднимались все выше и выше. И, дождавшись окончания слов принцессы, учительница почтительно произнесла:

— Вы глубоко заглянули, ваше высочество. Поверхностный взгляд уловит в стихотворении только восхищение красотами природы. Но вы, принцесса, сумели разглядеть потаенный смысл.

Лютеция фыркнула и съехидничала:

— Браво, сестрица! Безусловно, дикарям-нисландцам будет очень интересно послушать столь возвышенные размышления! — учительница поджала губы и не осмелилась сделать замечание.

Мария видела, что фрейлины, сидящие неподалеку с вышиванием или вязанием, стараются спрятать улыбки: им показалась очень забавной реплика Лютеции. Госпожа Мерон строго посмотрела на них, слегка нахмурив брови, и все шевеления прекратились: дамы снова занялись рукоделием.

Примерно на середине урока Мария с удовольствием обнаружила, что она умеет писать. Да, тем самым почерком, которым были заполнены первые несколько листов богато расписанной тетради. Обложка была изготовлена из двух дощечек, обтянутых атласом с вышивкой. А внутренние листы оказались высокого качества: очень плотные, гладкие, почти шелковистые на ощупь. Листы были разлинованы вручную, и если прижать палец и чуть потереть, то строчки слегка смазывались. Главным принципом ровного письма для нее, как заметила сама Мария, было то, что тело делало это почти автоматически. Чем меньше она думала над процессом, тем аккуратнее и ровнее выходили строчки.

«Надо же, как интересно работает память тела. Похоже, моя предшественница училась прилежнее, чем ее сестра. Жаль, что учительница не принесла с собой на урок учебник или какую-нибудь книгу. Библия, с которой приходил отец Феофаст, написала вручную. Есть ли здесь вообще печатные издания?».

Следующим уроком была математика. Мадам Велерс, ведущая этот урок, преподавала весьма бестолково, прыгая с одной темы на другую. Она также не принесла никаких пособий, но Марию просто поразило то, что программа для занятий была, дай Бог, уровня третьего класса. Обе принцессы, взрослые девицы на выданье, проходили деление.

С обратной стороны тетрадь оказалась расчерчена в очень крупную клетку, и именно там надлежало решать задачи примерно следующей сложности: сто двадцать пять разделить на пять; сто пятьдесят два разделить на восемь…

Марии понадобилось буквально несколько минут, чтобы понять: торопиться не нужно! Лютеция пыхтела над своими примерами так, будто постигала высшую математику. Поэтому Мария затихла и сообщать о том, что уже решила крошечный столбик заданий просто в уме, не стала.

Третьим уроком было странное сочетание географии и истории. Большую часть времени говорил сам учитель, господин Седрик. Средних лет, пухлый, с обширной лысиной, на которую он зачесывал длинные остатки редких кудряшек. При этом очень подвижный, с яркой и выразительной мимикой.