За первые месяцы лета служанка уже прекрасно поняла, что у королевской дочери проблемы с памятью. Поняла и успела привыкнуть к этому, не став делиться своими мыслями по такому деликатному поводу ни к кем из знакомых. Принцесса всегда была добра к ней, а Эмми прекрасно видела, что в семье Мария вовсе не является любимицей. И потому привлекать излишнее внимание к такому “дефекту” принцессы Эмми вовсе не желала.

Уже немного понимая, что и как нужно спрашивать, вечером Мария обратилась к мадам Мерон:

— Я хотела бы знать точную сумму, которую я смогу потратить в торговый день.

Мадам Мерон, только что удобно устроившаяся рядом с чтицей, чуть нахмурилась, слегка кашлянула, как бы оттягивая время ответа, но потом кивнула фрейлинам и, вставая, сообщила:

— Начинайте чтение без меня, я скоро вернусь. Ваше высочество… — почтительно кивнула мадам Лютеции и, так и не дождавшись ответной любезности, двинулась к выходу из покоев. Мария пошла за ней.

Впрочем, далеко идти не пришлось. Соседняя дверь вела в небольшую, но довольно уютную комнатку, где, похоже, мадам Мерон и проводила свое свободное время. Недалеко от входа, как бы отдельно от домашней мебели типа кресла, резного буфетика и постели со взбитыми подушками стояла небольшая конторка.

Ничего лишнего: одна толстая книга в кожаном переплете, с несколькими разноцветными шёлковыми закладками. Рядом чеканные медные чернильница и стаканчик, из которого торчали деревянные ручки с перьями разной толщины и плошка с мелким песком. Завершал эту скромную композицию двухрожковый подсвечник с парой наполовину сгоревших свечей.

Мадам Мерон открыла книгу на серой закладке и, чуть подвинувшись, дала принцессе место рядом с собой.

— Вот, ваше высочество. Признаться, последние месяцы казначей отдавал деньги не слишком охотно, но все же я сумела стребовать с него положенное, — слегка хвастливо прокомментировала мадам Мерон собственные записи.

Мария просмотрела столбик цифр без особого интереса.

«Две пары туфель — один серебряный соль.

Две батистовых нижних рубашки — два серебряных соля и 40 су.

Шкатулка из кипариса с благовониями — три серебряных соля и семьдесят су.

??????????????????????????

Гребни костяные, отделанные серебром, три штуки — четыре соля, тридцать восемь су.

Шаль для прогулок из вантийской шерсти — восемьдесят пять су…»

Такими и подобными записями было покрыто несколько листов, и на каждом из них внизу, обведенная в кружок, стояла некая сумма. Мария указала пальчиком на этот самый кружок и спросила:

— Столько?

— Да, ваше высочество. В прошлом месяце вы достаточно долго болели и не заказывали для себя никакой новой одежды. Так что сумма выглядит значительно более симпатично, чем обычно, — неожиданно улыбнулась мадам Мерон и добавила: — Да и вообще, вы всегда были более экономны, чем ваша сестра.

Последний итог гласил, что принцесса Мария является обладательницей ста двадцати восьми гиней, тридцати восьми серебряных солей и сорока двух су. От этой суммы следовало отнять то, что госпожа Мерон оплатила в этом месяце. Мария быстро прикинула в уме, что сумма уменьшится совсем незначительно.

Самым сложным моментом оказалось то, что она не представляла, в какой монете сколько что содержит. Было абсолютно понятно, что золотая монета дороже серебряной, но сколько серебряных нужно отдать, чтобы поменять на одну золотую? Спросить об этом прямо у госпожи Мерон было решительно невозможно. Поэтому на следующий день Мария приступила с вопросами к мэтру Холантеру:

— Мэтр Холантер, а откуда пошло название гинея?

Мэтр необыкновенно оживился и заговорил:

— О, ваше высочество, это на самом деле довольно любопытная история! Шесть поколений назад, когда Бритарией правил ваш почтенный предок Эдуард Исповедник, таких монет, как сейчас, еще не существовало. И вот при его дворе казначеем и министром финансов одновременно был некий барон Гинней Антрусский. Металлы тогда просто рубили на кусочки, и чтобы рассчитаться, при себе нужно было иметь весы или идти в лавку к менялам. Это было ужасно неудобно, и этот самый барон придумал делать плоские прямоугольники, одинаковые по весу. А чтобы никто не мог сомневаться, что именно столько монета весит, по краям золотого слитка стали наносить насечку, дабы всякие хитрые торговцы не спиливали себе крохи золота. В народе эту монету никто толком не видел — слишком уж велика было ее стоимость. Но ваш предок был мудрым человеком и когда завоевал Антийские рудники, приказал чеканить по подобию золотого еще серебряные и медные монеты со своим профилем. Но самое главное было не это! Самое главное было то, что его сын Эгберт Благочестивый с помощью святой матери-церкви вырвал у подвластных ему герцогов и баронов право единолично чеканить монету. Конечно, — с иронией в голосе добавил мэтр, — не все согласились сразу, и ему тоже пришлось повоевать. Но уже на своих землях…

Старик рассказывал о том, как получили свои наименования серебряный соль и медный су, как запрещено было менять вес монет после восстания в Лернейской провинции и сколько недовольства высказали церковники, когда долю их ограничили четкой суммой в процентах. Мария слушала, поражаясь обширным знаниям библиотекаря и радуясь тому, сколько нового и нужного узнала:

— … и вот с тех пор, ваше высочество, гинея выпускается всегда одного веса, и ее можно обменять на пятьдесят серебряных солей. Каждый же соль разменивается на сто медных су. За этим очень строго следят в казначействе. До сих пор более никому монеты свои чеканить не дозволено!

Так что к моменту, когда мадам Мерон сообщила, что торговый день состоится именно сегодня, Мария более-менее понимала, сколько и каких монет ей положено. Получив у гувернантки сумму в десять золотых гиней и прихватив немножко солей и су, Мария отправилась с процессией, чуть не прыгающей от радости Лютеции и оживленных фрейлин, в комнату, где им собирались показать лучшие товары столицы. Обе личные служанки принцесс замыкали нарядную толпу.

Глава 14

Залитый солнечным светом узкий зал с большими окнами был значительно скромнее, чем парадные палаты и коридоры: никакой позолоты, беленые стены и обычные деревянные полы. Вдоль стен остались стоять фрейлины, а Мария и Лютеция в сопровождении госпожи Мерон прямиком направились к длинным рядам соединенных столов, где грудами были навалены ткани, обувь, пояса, какие-то коробки, шкатулки и даже изделия из серебра и фарфора.