Вей Лун остался в одиночестве, с трудом успокаивая дыхание, сердце стучало как в лихорадке, а в голове не утихал хаос.

Он видел перед собой лицо Лю Луань — такое спокойное, доброе, недосягаемое, но с легкой тенью меланхолии в глазах. Он видел перед собой и Сяо Ань, её бесстрашный, почти упрямый взгляд, словно она всегда была готова спорить с ним, не обращая внимания на его гнев.

«— Куплю вам пирожные. Мне кажется, вы все еще сердитесь после того случая… и я подумала, что если куплю пирожные и вы размажете их мне по лицу, то мы будем квиты. И вы перестанете на так жутко на меня смотреть.»

Почему это всё так волновало его? Почему ему до сих пор не удавалось отпустить эти образы? Еще и новостей по поискам Сяо Ань так и не было, не было даже малейшей зацепки. Она будто просто растворилась в воздухе.

Пирожные… Вей Лун не мог поверить, что взорвался из-за такого пустяка. Но недовольство и раздражение не уходили. А капитана Джана хотелось отлупить палками. Лично.

«— А я, по-твоему, жутко на тебя смотрю? — Сяо Ань стоит рядом с ним, на ней одежда Мейлин, причёска Мейлин, а она сама только что против его воли тайком ходила к Цин Фану. Его это жутко злит, но картинка размазанных по ее лицу пирожных вызывает у него улыбку.

— Очень. — вздыхает девушка»

Вей Лун прикрыла глаза, прогоняя навязчивые воспоминания, и усилием попытался вернуть себе хладнокровие.

Спустя какое-то время слёзы утихли, и в комнате воцарилась тишина.

Мейлин немного отстранилась, вытирая остатки слёз. Ее взгляд был робким и неуверенным, будто она боялась, что радость этой встречи — лишь мимолетный мираж.

— Ваше Высочество… — голос прозвучал тихо, — Я… знаю, что вы… на самом деле были Сяо Ань. Всё это время. Я, клянусь, я никому не скажу, но…

Мейлин схватила мою ладонь и склонившись уткнулась в нее лбом.

— Мне давно надо было догадаться, ведь для этого было все: ваши жесты, манера говорить, взгляд… — продолжала она, не отпуская ладонь. — Но окончательно я поняла только во время мятежа, когда Лю Ифей порвала ваше платье. Шрамы у вас на спине. Это же я их вам оставила! Как мне теперь искупить свою вину? — она громко всхлипнула, будто вот-вот была готова опять разреветься.

У меня сжималось сердце. Мейлин выглядела такой уязвимой и раскаявшейся, что невозможно было не прочувствовать ее боль.

— Ты ни в чем не виновата, — твердо сказала я, стараясь передать ей свою уверенность, — Кроме того, ты спасла мне жизнь, закрыв от Лю Ифей. Я всегда буду тебе обязана. Просто будь и дальше рядом со мной, хорошо?

Я потянулась к ней, но Мейлин снова отстранилась.

— Но разве я имею на это право, Ваше Высочество? Я теперь демоница! — воскликнула она с тревогой.

— Ну, знаешь, я тоже, можно сказать, демоница, — пожала плечами я.

— Ваше Высочество, я серьёзно! Я настоящая демоница! Смотрите! — И, прежде чем я успела что-то ответить, Мейлин отскочила к стене и растворилась в воздухе, сливаясь с тенью в углу.

Я широко распахнула глаза и проморгалась. Покрутила головой. Затем подошла к этому самому углу, потрогала стены. Пусто.

— Мейлин? Где ты?

Внезапно, с другой стороны, показалась желтая вспышка, служанка выпрыгнула на середину комнаты и опустила голову, ожидая моего решения.

— Это же… — Я медленно приподняла брови, — Это же восхитительно! Как ты так быстро научилась управлять своей силой?

— Вы… не сердитесь? Не считаете меня чудовищем? — Ее голос был робким, но в нем слышалась надежда.

— Сержусь? Нет! Что ты! — Я была в полнейшем восторге.

А еще немного растеряна. Почему Мейлин так быстро научилась пользоваться магией, а я за столько времени не продвинулась в чарах ни на цунь? Это Мейлин гений, или я — полнейшая бездарность?

— Ты просто обязана меня научить! Как ты это делаешь?

Кажется, впервые за сегодня я увидела, как лицо Мейлин озарила искренняя улыбка.

Лю Ифэй сидела на соломе, брошенной на каменный пол, и безучастно смотрела перед собой. Через щели в стенах задувал ветер, она обхватила колени, но даже это не помогало согреться. В прочем, ветер ее мало беспокоил. В сердце клокотала ярость, которую ничто не было способно остудить.

Как могла она, императрица, оказаться в этой сырой, промозглой тюрьме? В какой момент она совершила ошибку? Где?

Она росла идеальной, послушной дочерью, преданной своему народу и, прежде всего, отцу. Сколько ночей она провела за учёбой, читая и перечитывая старинные свитки, разбирая каждый иероглиф и каждую строку?