— Принесите еду и одежду! Или выпустите сейчас же!

Поворачиваюсь спиной и колочу ногами.

— Чёрт тебя дери, Сеймур! Я же сдохну здесь от голода.

Тишина!

— А как здесь с туалетом? — Кричу, выдав последний пинок по бедной двери.

Сдувая растрёпанные волосы со лба, тяжело дышу, глядя на дверь. Нет, так не пойдёт!

— У меня с собой яд, я его сейчас выпью, слышишь? Я уже откручиваю крышку, и тогда конец твоим планам, слышишь?

Дверь распахивается и мне в лицо летит скомканная одежды. Успеваю схватить её и прижимаю к груди.

— Держи, вот то, что ты просила. — Сеймур входит в комнату.

Довольно ухмыляюсь, всё-таки он будет обо мне заботиться. Я была права!

— А где моя еда?

— Эрона, заходи. — Командует Сеймур, оглянувшись через плечо.

В мою темницу мелкими шажочками входит сгорбленная старуха в черной накидке. В одной руке — клюка, в другой жестяная тарелка. Семенит мимо меня и неопрятно брякает тарелку на стол. Похлёбка слегка переливается через край.

— Если что, зови её. Кстати, она глухая и почти не видит. Так что кричать придётся громко, но ты, я смотрю, отлично справляешься.

Ошалев, смотрю на всё происходящее.

— И не думай, что ты сможешь сбежать, что-то сделав с бабкой. — продолжает Сеймур. — В коридоре стража, обидишь старушку — тебя тут же свяжут и снова бросят сюда. Но будешь спать уже не на кровати, а на полу. И, думаю, что без похлёбки.

Хлопаю глазами. Я, конечно, не ожидала, пятизвездочного обслуживания, но надеялась на более-менее приличный сервис.

— У меня с собой яд! — Зажимаю в кулаке кулон и поднимаю его над головой на цепочке, как гранату. — Я лучше я умру, чем позволю над собой издеваться!

— Если хочешь, пей! — Сеймур пожимает плечами.

Разочаровано опускаю руку. Не поняла, это что сейчас происходит?

— Но я умру…

— Тогда, с большой вероятностью, Эдгар тоже. Не самый лучший вариант, но тоже приемлемый.

— Но зачем? — Стараюсь скрыть растерянность.

— Не надейся, что сможешь шантажировать меня с помощью своей избранности. — Этот гад смеет усмехаться мне в лицо. — Я получаю особое удовольствие, когда избранная огненного страдает. И я постараюсь растянуть твои муки так, чтобы ты умерла со своим суженным в один день.

Ярость вспыхивает в груди, как пламя. Он думает, что я робкий птенчик, который позволит распоряжаться своей жизнью?

Собрав последние силы, бросаюсь на него, как фурия. Сеймур отворачивается, но я колочу его по спине, срываю сюртук с плеч.

— Эрона, утихомирь эту психованную! — Рявкает Сеймур. — А то я и правда её убью.

Я вся сосредоточена на своём обидчике, пытаюсь дотянуться до уха, готова кусать, царапаться, убивать. Отчаяние рвёт мне жилы, выворачивает наизнанку.

Реальность распадается на части. Я даже не понимаю, как рот и нос оказываются забиты едко пахнущей тканью. Делаю глубокий вдох…

— Если надо, ты будешь мне пятки лизать, и не только.

Голос Сеймура исчезает в тумане.

30. Где же выход?

— Вставай! Давай… Хватит валяться!

Чей-то шамкающий голос, будто поплавок с поклёвкой, то всплывает на поверхность, то проваливается в толщу ваты.

Открываю глаза, моргаю, чтобы прогнать муть. Вокруг полумрак, наверное уже ночь. Или вечер?

— Поднимайся!

С трудом сажусь на кровати, тело отзывается ноющей болью.

— Не придуривайся. После ведьминой травы ещё никто не умирал. — Недовольное шепелявое ворчание.

Повожу гудящей головой влево и вправо, разминаю затёкшую шею.

Не знаю, кто не умирал после ведьминой травы, но я готова это сделать. Прямо сейчас.

— Что произошло? Включите свет! — Бормочу еле слышно.

Сознание рассыпается, и отказывается складывать паззлы происходящего в единую картину. Перед глазами мелькают русалки, удивлённые глаза Эдгара, крики гостей за столом, шёпот в коридорах, чешуйчатые отростки, за которые я цепляюсь до ломоты в пальцах…

— Наконец, перестала придуриваться!

Приходится повернуться всем телом на звук дребезжащего старческого голоса. Шея пока отказывается слушаться.

Глухой бубнёж, чирканье и я щурюсь на яркий свет светильника. Вытираю пальцами заслезившиеся глаза.

Сильно зажмурившись вновь распахиваю ресницы, пару секунд смотрю на зловещую фигуру в капюшоне, тускло мерцающую бронзовую клюку. Капюшон с тихим шорохом ползёт вниз, открывая мне морщинистое лицо, седые пучки волос и безобразную щель беззубого рта.

Воспоминания обрушивается на меня пыльным мешком. Я пленница свихнувшегося Сеймура! А эта толстая старая ведьма — мой надсмотрщик.