Обратно к моим покоям меня сопровождал дворецкий. Тоже знак внимания.

Если что меня в состоявшемся разговоре и расстроило, так это необходимость отправлять принцессе придуманные Марией от моего имени письма. В королевском дворце как на том базаре, слухи разлетаются мгновенно. Берте наверняка про любовные излияния бастарда Неллерского в адрес Хельги сразу же сообщат, да ещё и приукрасят. Бедняжка наверняка расстроится. Вот как ей сообщить, что всё это понарошку? Надо думать. И девчонку успокоить, и сделать это так, чтобы никто не узнал. Через тётушку Нику? Ладно, соображу что-нибудь.

— Ты долго. — обвиняюще произнесла любимая кузина, дожидавшаяся в гостиной.

— Не специально же. — развёл руками, приглашая её вместо претензий обнять братика.

— Ты что, в этом собрался ехать? — возмутилась Юлиана, когда поняла, что вернувшись от герцогини я переодеваться не собираюсь. — Надевай ту, столичную, парадную, чтобы быть во всём блеске. Украшения не забудь. Посмотри на меня. Видишь?

Она сидит на диване в моей гостиной одетая в безумно дорогое шёлковое платье и усыпанная драгоценностями с головы до ног.

— Ага. — вздыхаю, оглядев любимую кузину. — Согласен. Такой великолепной девушке полагается соответствующий кавалер. Тогда жди, я быстро.

Разворачиваюсь и возвращаюсь в гардеробную вместе с Юлькой. Сегодня у меня, можно сказать, почти официальный выезд-визит, не то что позавчера, когда мы с кузиной тайком от родственников под моими амулетами полной невидимости посетили городские трущобы. Если герцогиня Мария и епископ Рональд узнают, они нас убьют. Впрочем, надеюсь, не случится ни того, ни другого. Охрана Юлианы, от которой мы сбежали после поездки на площадь Согласия, где состоялись большие ярмарочные гуляния, предана своей госпоже как собаки. Мудрой будущей графине Дитонской за несколько лет удалось перевербовать, если так можно выразиться, приставленных к ней отцом вояк, сделав своими верными людьми. Сделала это с помощью подарков, доброго отношения, иногда угроз и наказаний, не без этого, исцеляющей магии и избавлением от необучаемых или непонятливых. Так что, наше приключение останется в тайне. Полагаю.

Пьеса Горького «На дне» явно произвела намного менее ошеломляющее впечатление на почтенную публику начала земного двадцатого века, чем увиденное на Юлиану. Ещё бы, кузина-то смотрела не на сцену Большого или Мариинки, нет, мы с ней наблюдали всё воочию порой с расстояния вытянутой руки, да ещё и время выпало соответствующее — трёх недель не прошло, как в этих нищенских районах был жестоко подавлен очередной бунт, так что, горя и ещё не высохших слёз нам в качестве зрелища хватило выше крыши. А будущей графине наконец-то узнать жизнь отребья лишним точно не будет.

Конечно, реакция любимой кузины на увиденное мне была интересна. Жалость? Нет, о, дитя своей эпохи и сословия, ничего такого даже близко не почувствовала. Интерес огромный, восторг от путешествия в невидимости, безмерная любовь к своему могущественному, умному, красивому братику-выдумщику, надо же ему было придумать такое увлекательное приключение — это всё имелось и читалось в эмоциях миледи Неллерской, а вот сочувствия к униженным и обездоленным не нашлось ни капли. О, времена! О, нравы!

— Я уже приготовила всё это в сундук сложить. — сообщила Юлька, извлекая из шкафа мой великолепный наряд. — Утром из гладильни принесла. Как новенький.

— Не пойму, ты сейчас хвастаешься или жалуешься? — поинтересовался, быстро раздеваясь до исподнего. — Не бурчи. Мало тебе вчера досталось?

Юлиана, зашедшая накануне пожелать брату спокойной ночи, услышала мой со служанками разговор, нещадно отхлестала свою почти тёзку пощёчинами за, на взгляд миледи, слишком непочтительный тон, но суть беседы кузину жутко заинтересовала. Собственно, поэтому наши с ней планы на сегодняшний день оказались изменены, и сейчас мы собираемся нанести визит в школу, где я учился.

Я ведь будущей графине Дитонской, как и маркизе Агнии, рассказывал не только адаптированные под местные реалии удивительные истории своего родного мира, немало поведал и о жизни Степа. Поэтому, когда кузина услышала рассказ Юльки о том, с каким жадным вниманием мои школьные товарищи слушали обо мне, и как Ника нашли и принялись выспрашивать директор и учителя, тут же заявила, что мне необходимо их посетить вместе с ней. Как понимаю, Юлиане больше самой хотелось своими глазами посмотреть на мою прошлую жизнь. Тоже считала, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Что ж, я был не против.

В дар школе подобрал пять увесистых фолиантов — по религии, философии и три о путешествиях. Школьные наставники помимо преподавания занимались ещё и написанием книг, в основном, учебных. Делали это ббез того уровня мастерства, что присущ монахам, и на бумаге низкого качества. Так что, мой подарок действительно дорогой и приличествующий случаю.

Насчёт книгопечатания в этом мире я решил процесс не ускорять. Помнится, что в нашем средневековье, хоть монастыри и являлись двигателями прогресса, именно книгопечатание было запрещено специальным папским эдиктом. Наверное правильно. Всему своё время, и слишком раннее распространение знаний в социальной среде, к этому не подготовленной, ни к чему хорошему не приведёт.