— Выходите! — мой голос рассыпался эхом, превращаясь в рой насекомых, которые тут же испарились. — Или вы боитесь встретиться с тем, кто несет вам месть?

Ответом стал смех. Он шёл со всех сторон — хриплый, многоголосый, как скрежет тысяч ножей по стеклу. Пространство сжалось, и передо мной материализовались они. Десять фигур, одетых в мантии из сплавленного пространства. Их лица были лишены черт, лишь пустые впадины глаз светились холодным сиянием. Высшие Боги Первых. Я почувствовал, как моя Власть дрогнула, но я не подал виду. Внутри всё сжалось, как пружина, готовая выстрелить.

— Ты в нашей обители, червь, — произнёс центральный, его голос скользил по моей коже, пытаясь вызвать у меня мурашки. — Здесь даже твоя Власть — лишь искра в урагане.

— Ты зашёл слишком далеко, — произнёс самый крайний, его голос был как гром, раскатывающийся по всему миру. — Здесь ты ничего не сможешь сделать. Здесь мы — боги.

Я не ответил. Я знал, что слова здесь бессмысленны. Они атаковали почти сразу, но не физически. Их оружием были иллюзии, и они были мощнее, чем всё, с чем я сталкивался раньше.

Я усмехнулся, но мое сознание тут же соскользнуло в грязный омут миража. Я увидел Ребелла. Крылатый лев лежал у моих ног, его мощное тело, всегда такое гордое и неустрашимое, теперь было изуродовано. Живот разорван когтями тварей из Бездны, клочья шерсти и плоти смешались с кровью, которая растекалась по земле, образуя тёмные лужицы. Его глаза, всегда полные дерзости и огня, теперь мутнели, теряя блеск. Я видел, как его грудь с трудом поднимается и опускается, каждый вдох даётся ему с невероятным усилием.

— Прости… — прошептал он, и кровь хлынула из его пасти, окрашивая его белоснежную шерсть в багровый цвет. Его голос, обычно такой уверенный и насмешливый, теперь звучал слабо, почти шёпотом.

Я застыл. Это уже было. Я знал, что это ложь. Но сердце билось так, будто клыки впивались в него снова. Я чувствовал, как боль сжимает мою грудь, как будто кто-то вырывает её изнутри. Я сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, оставляя глубокие следы. Нет. Это не он. Это не настоящее. Этот засранец сидит у меня в Домене и жрет мясо за обе щеки.

Я закрыл глаза, пытаясь отогнать видение, но оно не исчезало. Я слышал его хриплое дыхание, чувствовал запах крови, которая заполняла воздух. Я знал, что это иллюзия, но моё тело реагировало так, будто всё это происходило на самом деле. Я почувствовал, как ярость поднимается из глубины, но я сдержал её. Это ловушка. Они хотели, чтобы я сорвался.

— Нет, — прошептал я, открывая глаза. — Это не ты. Ты сильнее этого.

Я сделал шаг вперёд, преодолевая тяжесть, которая давила на меня. Я знал, что должен быть сильнее. Я не мог позволить им поколебать мой дух.

Но с новым шагом меня бросило в очередной кошмар… Марк стоял передо мной, но это был не он. Его лицо, обычно озарённое едкой ухмылкой, теперь исказилось в гримасе — губы поджаты, брови сведены в ледяной складке. В глазах, всегда таких насмешливых, плясали чужие искры — холодные, бездушные. Его клинок, чужой и отточенный до бритвенной остроты, прижимался к горлу Анастасии. Она не дышала. Её глаза, широко открытые, смотрели на меня, но в них не было страха. Только тихая мольба, словно она уже приняла свою судьбу.

— Выбор прост, — голос Марка звучал чужим, словно его пропускали через механический фильтр. — Она… или твоя война.

Я ощутил вкус меди на языке — прикусил щёку так сильно, что кровь заполнила рот. Это неправда. Марк ни за что бы не поднял руку на Годуновых. Я сам видел, как он не раз рисковал жизнью ради императорской семьи. К тому же он точно не стал бы действовать так гнусно и подло. Не его стиль. Но здесь, в этой проклятой иллюзии, он противоречил собственной сути. Лукавил. Предавал. Держал нож у горла той, кого клялся защищать…

Мои пальцы сами сжали эфес меча. Лезвие дрожало в воздухе, отражая искажённый свет — багровый, как свежая рана. Ярость поднялась волной: горячей, слепой, готовой смести всё. Я едва сдержал удар. Меч завис в миллиметрах от его шеи.

— Ты… не он, — прошипел я, чувствуя, как мышцы сводит судорогой.

Иллюзия дрогнула. Я оказался посреди земляных стен просторной комнаты. Это было то самое убежище Марка, где мы когда-то повстречали Падших. Стены поплыли, как акварель под дождём. Путевые дневники и консервы на полках истрепались, превратившись в пепел, а из узких бойниц хлынул ветер, пахнущий гнилью.