— Ясно, спасибо что предупредил, — вполне искренне поблагодарил я, так как у меня уже успел промелькнуть мысль, устроить свидание на теплоходе по ночной Москве. Значит, надо что-то другое придумать…

— Прошу прощения, господа, что вмешиваюсь в ваш разговор, но мне поручено передать, что господина Гончарова ожидают для подготовки к церемонии награждения и проводить его, — чопорно поклонился нам подошедший слуга.

— Хорошо, веди, — кивнул я ему, и Демидову, — А ты не теряйся тут, развлекайся. Я найду тебя потом.

Тот лишь рукой кивнул в ответ.

— Это ещё зачем? — попытался вскочить я с кресла, в которое меня усадили в небольшой комнате перед зеркалом, и ко мне с хищным блеском в глазах подошёл мужчина сомнительной ориентации, явно собиравшийся наложить мне грим, — Я же не девушка, и так обойдусь!

— Не обойдётесь, молодой человек, сидите смирно! — манерно прикрикнул он на меня, — Вас телевидение снимать будет, а вы хотите как чучело на экране выглядеть? Да будет вам известно, перед съёмками не только женщин, но и мужчин, и даже детей гримируют!

— Да нафига?! — не сдавался я.

— Да потому, что телевизионная камера подчёркивает все недостатки лица. Главная задача грима — противостоять действию агрессивного яркого света и разрешающей и увеличивающей способности камер, которые выделяют дефекты лица и фокусируют на них внимание зрителя. И не бойтесь, я не кусаюсь. У вас, кстати, очень хорошая кожа, так что сильно гримировать я вас не буду. Лишь сделаю более выразительным овал лица, да уберу круги под глазами, — ворковал он, уже принимаясь за дело, и я сдался под его напором.

Это всё и правда заняло совсем немного времени, и уже минут через пятнадцать меня повели на сцену, где начиналась торжественная часть мероприятия.

— Мой юный друг! Я рад, что вы решились, и посетили столь знаменательный для меня день! — радостно встретил меня там Нарышкин, который даже слегка приобнял меня за плечи.

— Спасибо, — слегка растерялся я под его напором, — И с днём рождения вас!

— Благодарю, хотя это событие уже много лет и не доставляет мне никакой радости, скорее наоборот. Годы берут своё, — грустно улыбнулся он, и слегка подтолкнул меня к стоявшему в центре сцены ведущему с микрофоном, — Но проходите же. У нас ещё будет время поговорить. Позже. У меня будет к вам небольшая просьба.

Я слегка насторожился, но послушно прошёл к ведущему, который тут же представил меня, и дальше церемония пошла своим чередом.

Ведущий, молодой ещё совсем парень, лет двадцати пяти на вид, быстро перечислил ключевые моменты турнира, красочно описав самые драматичные из них. Отметил других финалистов, и потом уже перешёл к поздравлению меня. Щедро осыпал комплиментами мои успехи в таком юном возрасте, и позвал Нарышкина для вручения мне награды.

Теперь уже старик минут десять разорялся, прославляя мой юный гений, но вскоре эта пафосная часть, наконец, закончилась, и под бурные аплодисменты мне был вручён чек на кругленькую сумму в один миллион рублей ровно.

— Я решил не мелочиться, и округлить ваш выигрыш до ровной суммы, — пояснил он мне, увидев мой недоумённый взгляд.

— А сейчас позвольте я украду вас буквально на пару минут, — подхватил он меня под руку, и увёл со сцены под очередные аплодисменты.

— Не волнуйтесь, моя просьба не касается нашего последнего разговора, — поспешил он успокоить меня, когда мы спустились, и отошли в безлюдное место.

— Видите ли, дело в том, — нерешительно начал он, — Что сегодня состоится первый выход в свет у моей внучки, Насти, которой недавно исполнилось четырнадцать лет. В связи с этим, я хотел попросить вас о небольшом одолжении… Уже совсем скоро начнутся танцы, окажите мне любезность, пригласите её на первый танец.

— Да, разумеется, без проблем, — с трудом сдерживая радость, согласился я. Похоже, просьбу отца мне будет выполнить легче, чем я думал, — Но зачем это вам?

— О внучке забочусь, — вздохнул он, — Хочу, чтобы она оказалась в центре внимания, и лучший способ, обратить на себя внимание гостей, это танец с главным виновником торжества. Высший свет какое-то время будет с интересом наблюдать за вами, и она немного погреется в лучах вашей славы, если вы не возражаете.

— Почту за честь, — слегка поклонился я, вовремя вспомнив уроки этикета.

— Благодарю вас, Михаил, — в свою очередь склонил голову он.

На этом мы закончили взаимные реверансы, и поспешили к гостям.

— Ой! А это под костюмом те ваши знаменитые щупальца? Ничего, что я до них дотрагиваюсь? А они живые? Что-нибудь чувствуют? — щебетало, кружась со мной в танце, ну совершенно ангельского вида белокурое создание.

Настенька Нарышкина смотрела на мир огромными голубыми глазами, и в них читались такие наивность, чистота, какая-то непосредственность, что было дико удивительно, как такой невинный цветок мог вырасти в оранжерее её хитрого и жестокого деда?