Эмма почти все время торчит на кухне, а в зале работаю лишь я. Первое время ноги гудели от подобного наматывания кругов, но спустя месяц, я начала привыкать к этому.

Вот только новые проблемы появились внезапно, и причиной их стала я, а точнее, мое состояние. С самого утра я чувствовал себя неважно, но списала все на усталость.

Время обеда близилось к концу, последние посетители доедали свои похлебки, а я, как обычно, принялась убирать столы. Складывая посуду на поднос, внезапно чувствую головокружение, а от въевшегося запаха еды меня начинает мутить.

Мне с трудом удается выскочить на улицу, чтобы не опрокинуть содержимое своего желудка перед оставшимися гостями.

Отойдя от входа, я крепко держусь за стену таверны, жадно глотая свежий воздух. Несколько минут требуется, чтобы хоть немного привести себя в чувство.

Я очень надеялась, что токсикоз обойдет меня стороной. Наивно, особенно учитывая место, где я работаю.

— Эй, что с тобой? — появляется за спиной Эмма.

Чувствую вину, за свою ложь. Я же ничего не сказала о своей беременности. Если она узнает, то просто выкинет из таверны, и я снова окажусь на улице. Кому вообще нужна работница с ребенком невесть от кого.

Можно было бы вновь соврать, придумать оправдание, что отравилась или еще что, но вечно избегать этого разговора я все равно не смогу. Эмма хоть и строгая, но добрая женщина, позволила мне работать здесь, еще и комнату выделила. Лучше будет честно признаться сейчас.

— Эмма, — поджав губы, шепчу я.

Женщина хмурится, словно читая меня, как открытую книгу.

— Пошли в дом, — строго произносит она, удаляясь в таверну.

Последние посетители уже ушли, оставив за собой грязные тарелки.

Хозяйка запирает дверь, усаживает меня на стул, вручая стакан воды, а сама садится напротив, грозно сложив руки на груди. Я беру его трясущимися руками, не смея поднять взгляд. Выпив все до дна, становится чуть лучше, но из-за запахов все еще ощущается неприятный ком в горле.

— Ну, говори, — требует Эмма.

Но я никак не могу подобрать правильные слова, чтобы хоть как-то уменьшить ее гнев.

— Дай угадаю, залетная?

Я киваю.

— И давно ты об этом знаешь? — суровым тоном продолжает она свой допрос.

— Лишь догадывалась, но не была уверена, — и это почти правда.

— То есть, когда заявилась сюда, уже «догадывалась»?

Снова киваю.

— Прости, я не хотела врать. Думала, что смогу работать, как обычно, — жалостливо оправдываюсь я.

И почему перед ней я становлюсь такой трусихой?

Осмеливаюсь посмотреть ей в лицо. Выглядит она хмурой, но, кажется, не от злости, скорее, от обиды.

— Папаша-то где?

— Его нет, — сухо отвечаю я.

— Наделал делов и сбежал? — усмехается Эмма.

— Не совсем. Стыдно признать, но я не знаю, кто отец, — снова опускаю голову в пол.

— Сама горазда ноги раздвигать перед всеми, что ли? — не сдерживается она.

Грубо, но, отчасти, правда.

— Может, расскажешь, что приключилось с тобой? Не от хорошей же жизни бежала в столицу.

Хотелось бы мне сохранить прошлое Мэрил втайне. Так было бы безопаснее и для меня, но Эмма заслуживает знать хоть часть правды.

Поразмыслив, рассказываю ей о том, кем была раньше, и почему решила сбежать, конечно же, опуская момент того, что я не из этого мира, но не забыв упомянуть о нелегком прошлом Мэрил.

— Выгонишь меня?

— Стоило бы, но мне жаль тебя. Когда-то и я была в похожей ситуации, — грустно вздыхает Эмма. — У меня был шанс спасти свое дитя, но в отличие от тебя, я струсила, выбрав себя и свою безопасность. Теперь расплачиваюсь за это.

Спросить подробности я не решаюсь.

— Ладно, помогу тебе, — неожиданно заключает она.

— Правда? — не сдерживаю улыбку.

— Комната есть, пока живота нет, можешь и в зале поработать, потом поставлю за прилавок или вон, посуду будешь намывать.

— Вы такая добрая, — бросаюсь ей на шею я, обнимая ее.

— Ай, ну прекрати, — брыкается Эмма, но ее голос смягчается. — Ты хоть лекарям показывалась?

— Нет, какой там.

— А стоило бы. Завтра же сходи, слышала, беременным назначают какие-то снадобья, для укрепления здоровья и улучшения самочувствия.

— Обязательно схожу. Я так тревожилась о будущем, постоянно оглядываясь по сторонам, что напрочь забыла о себе и своем малыше, а ведь если с ним что-то случится, я точно себя не прощу, — решительно отвечаю я.