Однако Великая Богиня решила преподать мне урок. И сделала это весьма своеобразным способом. В ту ночь я долго не мог заснуть, пряча в мокрую подушку все накопленные за день печали, и уже было решился, вопреки дядиному запрету, прогуляться по крышам поместья, когда острая тревога пронзила чуткое звериное нутро. Время стёрло детали, но я помню, как мчался по коридорам родового замка, отчего-то безошибочно определяя направление, и влетел в комнату брата ровно тогда, когда огонь стал подбираться к детской кроватке. Дартин плакал. Пылающая портьера, сыпала искры на тонкий палантин, который вот-вот грозился вспыхнуть прямо над головой малыша.

Дальше тело действовало на инстинктах. Секунда и опасная тряпка срывается на пол, две и Дартин у меня на руках, три и мы мчимся по коридору подальше от злополучной комнаты… Останавливаемся только в тёмной гостиной. Я тяжело дышу, уставившись на крохотный ожог на тыльной стороне маленькой ручки, оставленный долетевшей до цели искрой. Но брат отчего-то больше не плачет. Он льнёт к моей груди, подавляя остаточные всхлипы после долгого рыдания, а потом маленьким пальчиком трогает свой ожог. И в эту секунду меня накрывает лавина детских эмоций, словно кто-то открыл запретную книгу и показал мне чужие чувства с самой глубокой изнанки, а на моей руке ровно в том же месте, где у Дартина обгорела кожа, вспыхивает маленькая руна…

Позже мне сообщили, что портьера загорелась от настольной лампы, в которой (чего прежде никогда не случалось) забыли зачаровать огонь, и что куда-то пропала няня, приставленная к брату... Всё это было странно, но не особо занимало детское сознание, важнее было другое. Та ночь, волей Великой Фарао, связала нас невидимой нитью. Теперь стоило Дартину положить указательный палец на свой ожог и мысленно потянуться ко мне, я находил его безошибочно, где бы тот не прятался, и даже ловил отголоски чувств томивших его мятежную душу в данную секунду. Со временем брат научился их прятать, но к тому моменту я уже точно знал, что никогда не был один, ни в своём горе, ни в своём счастье.

И вот теперь эта связь с силой дёрнула меня за усы. Я мгновенно отыскал глазами ложе правителя. Дартин явно желал моего внимания, и когда его получил, тут же указал в сторону правой трибуны.

Маневр крылатого был быстрым, точным и стратегически верным! И если бы не брат и наш с ним маленький секрет, ни что не помешало бы мальчишке довести дело до конца. Но, слава Великой Богине, шансы она порой раздаёт поровну!

Оказывается отчаянный парень, пользуясь моим замешательством из-за оборота матери, решил подхватить один из клинков, потерянных при падении, и, вероятно, не преминул бы воткнуть его в меня, если бы не Дартин.

Пикировал «иной» стремительно, но я оказался быстрее. Хватило лишь двух прыжков, и парень был сбит на подлёте, а пресловутый клинок, так удачно подвернувшийся под лапу, после моего оборота оказался у его горла. Такой исход явно ошарашил парнишку. В изумрудно-серых глазах отразилась растерянность.

– Крылья! – тихо прошипел я, плотнее прижимая лезвие к его шее.

Парень сглотнул, опасно напрягая мышцы, но крылья собрал. Взгляд быстро скользнул на пуму, отпрянувшую назад во время моего маневра. Та словно окаменела, зарыв точеные когти в податливый золотой песок. «Обманщица… Думаешь, я не знаю, что с такой изготовки проще всего уйти в длинный прыжок и вцепиться мне в горло? Ты собралась драться с барсом, моя Снежинка. Не стоит». Я тут же завёл руки парня за спину и крепко сцепил в замок.

– Обернись, - приказал я одними губами, глядя в глаза непокорной кошке, и плотнее прижал лезвие к горлу мальчишки. Который, к слову сказать, оказался почти с меня ростом.

Пума вздрогнула и, немного помедлив, перекинулась всё в ту же хрупкую девушку в тонкой ночной сорочке. «И как такое миниатюрное тело может носить такого зверя?»

Ярость в глазах иномирки сменилась тревогой. Безусловно, угрожать её ребёнку было крайней мерой, но иначе я мог им навредить.

«Иная» безотчетно потянулась к горлу, обхватив тонкими пальцами основание шеи, словно хотела пить и тут же опустила руку, собрав её в плотный кулак. «Больно… Ей больно». Я ослабил хватку, но лезвие от горла парня не убрал. Мой кивок указал место, до которого «Снежинке» было дозволено дойти. Публика затаила дыхание. Благо, мы были слишком далеко от трибун, чтобы было возможно расслышать наши слова.

– Я. Не. Наврежу, - тихо прошептал, ожидая любой реакции. Конечно, Богиня всегда заботилась о том, чтобы «иные», переносясь в наш мир, свободно владели местным языком, но всё равно, мало ли что.

Иномирка слегка наклонила голову в сторону, ни то, прислушиваясь, ни то, просто не веря моим словам.

– Не наврежу, - повторил, стараясь вложить в слова максимум убедительности, - не наврежу, если ты пойдёшь со мной.

Девушка замерла, а я, на свой страх и риск, решил опустить клинок, хотя заломленные за спину руки парня пока не выпустил.

С минуту «Снежинка» сомневалась, выискивая подвох, но после, всё же коротко кивнула, желая шагнуть ближе. Я отрицательно качнул головой. «Иная» остановилась. Глянув в сторону рунной арки, выводящей из золотого круга, я тоже наклонил голову, копируя манеру моей «недоверчивой собеседницы». Девушка поняла всё правильно и двинулась к выходу. Мы последовали за ней.

Публика сделала глубокий вдох, наглаживая скулящее любопытство…

Я выпустил мальчишку из рук, ожидая сопротивления, но тот лишь упрямо фыркнул, потерев затекшие запястья, и быстро последовал за матерью. Думаю, не смотря на весь пыл борьбы, они оба успели понять, что иного пути кроме как через арку отсюда нет. А потому изобразили временную покорность. Но иллюзий по поводу завершения нашего противостояния я не питал, а потому был несказанно благодарен брату, успевшему привести мага к выходу из тоннеля.