Тем временем я перешёл к следующему «пациенту».

— Вот, кстати, об убожестве и последствиях оного. Реечное рулевое управление — вещь хорошая, но не в таком же виде! Прямозубое зубчатое колесо, циллиндрическое, на горизонтально лежащей рейке. Мало того, что у зуба работает только один угол, так оно тут ещё и открытое! Вся пыль и грязь там! А в этом случае ещё и камешек попал, результат увидите, когда снимете эту самую шестерёнку. Нельзя так делать! Хотя, подождите…

Я пробежался вдоль передних частей других машин.

— Там должна быть крышка, и два сальника, на соседних автомобилях стоят, но здесь её нет. Не то сломали, не то потеряли, но результат налицо. А вот неполное пятно контакта… Ладно, мне не технический уровень оценивать надо, а техническое состояние этих страдальцев.

Зампотех после ещё парочки примеров «так делать нельзя» удалился в неизвестном направлении, оставив вместо себя грамотного унтера для записывания выявленных неисправностей. Таковых, кстати, нашлось не так уж и много, если не считать «врождённых уродств» и необходимости очередного регулярного технического обслуживания некоторых узлов, так что закончил я даже чуть раньше, чем заместитель по строевой — проверку комплектности. И передал два списка: поломки в одном и необходимые работы по обслуживанию и профилактике — в другом.

Кстати, я говорил про «два дня»? Забудьте! «Следующие двое суток» — так будет правильнее! Армейский формализм помноженный на пофигизм транспортников привёл к тому, что и люди, и грузы прибывали в любое время дня и ночи, хоть посреди обеда, хоть в три часа ночи.

Вот и меня вскоре после диагностики приехавших грузовиков отправили на станцию — не ту, где мы выходили из дачного поезда, а соседнюю, с грузовым пандусом — за оставшимися восемью грузовиками. Дали девятый, восемь шоферов и к ним в компанию — одного из командиров транспортных взводов в звании фельдфебеля, а заодно и ужин на всю компанию сухим пайком. Фельдфебель оказался одарённым со слабенькими способностями в стихии льда. Как же он мне пригодился!

На станции выяснилось страшное: грузовики оказались в ящиках! Не просто обшиты арборитом, который дед называет фанерой, а в полуразобранном виде уложенными в ящики! И срок аренды платформ истекал в полночь, если не освободим — будут штрафы. Дед, конечно, говорил, что для армии те штрафы — плюнуть и растереть, а ну как на меня навесят? Нет, конечно, меня они тоже не разорят, но сам факт! Короче, фельдфебель намораживал тонкую корку льда под ящиком и на пандусе, мы сдёргивали ящик, после чего уже «на сухую» оттаскивали по песку в сторону. Вот с платформы на платформу перекатывать уже оказалось сложнее, а железнодорожники наотрез отказались убирать лишние после каждой разгрузки. И брёвен, чтобы использовать их как катки, не было. И хоть какого-то леса, чтобы добыть эти брёвна, пусть браконьерским образом, в радиусе пяти вёрст не было тоже! Но — справились, вытащили последний ящик на песок в десять минут двенадцатого. После чего поужинали сухим пайком и отправили фельдфебеля с шофёром девятого грузовика на базу за пополнением и техникой: понадобятся как минимум пара домкратов и подъёмный кран, или хоть лебёдка и стойка с блоком наверху. Ну, и инструменты какие-никакие, а то с тем набором, что идёт в ЗИПе многого не сделаешь.

Пока ждали подкреплений, распаковали Промучились до пяти утра, но поставили грузовики на ход. Конечно, их ещё нужно загнать на нормальный стапель, там перебрать и укрепить, но до базы доедут с гарантией.

Пока добрались, пока нашёл, кому доложиться, пока сдал технику и людей отвечающим за них — ближе к семи утра получил от командира благодарность (устную) и приказ-разрешение идти отдыхать до полудня. Вот и моя палатка. Откидываю полог, и вижу внутри незнакомые вещи. Ага, пока я ездил — у меня появился сосед. А вот и он, выходит из спальной половины палатки. Погоны прапорщика, разница в звании невелика, всего одна ступенька… Мои рассуждения прервал грубый вопрос соседа:

— Ты кто такой вообще?!

— Юрий Ры…

— Я не спрашиваю, как тебя зовут! Я спрашиваю, унтер, что ты тут делаешь?

— Я что здесь делаю?! — Согласен, не самый удачный ответ, но мне спать хотелось так, что аж шатало, и первая мысль была: «Я здесь живу, а вот ты что делаешь в моей палатке?»

— Ну, не я же! Пошёл вон отсюда! Совсем тут нижние чины распустились, как я посмотрю!

А вот это уже хамство. Да, формально зауряд-прапорщик до сдачи экзаменов к обер-офицерам не относится, но по традиции считается как бы кандидатом в офицеры, наподобие курсанта-выпускника военного училища. Этот же… Вот что с ним делать? Ругаться — лень и сил нет, да и орёт он всё равно громче. По морде дать? Тоже совсем не вариант, и не потому, что он сильнее, это как раз спорный вопрос, а потому, что Устав категорически не одобряет битие морды старшему по званию, пусть даже он сам напрашивается. Остаётся одно — рапорт по команде, так что пожал плечами и пошёл искать кого-то из командования. Нашёл, точнее, встретил на улице лично господина подполковника, командира нашего временного дивизиона, который заговорил со мной первым:

— Юрий Викентьевич, вам не нужен отдых?!

— Нужен, ваше высокоблагородие. Но — недоступен.

— В каком смысле?

— В прямом — меня не пускают в мою палатку. Какой-то буйный прапорщик, возможно — новый сосед.

— Как это, «не пускает»?

— Ругательно. Говорит, что палатка офицерская, и, цитирую, «обнаглевшему унтеру здесь делать нечего».

— Ну надо же! Месяц, как звание получил, а гонору — как у генерала. Аркадий Лукьянович, — обратился он к начальнику штаба, — сделайте милость, разъясните вашему подчинённому, в чём он не прав.

Начштаба был недоволен, но куда деваться — пошёл воспитывать. Я, чтобы не мешать процессу, задержался в таком месте, чтобы видеть вход в палатку, но заведомо вне зоны слышимости, и этот манёвр был замечен и молчаливо одобрен. Во всяком случае начштаба, выйдя из палатки и увидев меня на приличном удалении, хоть и махал рукой, требуя идти быстрее, но при подходе одобрительно кивнул.

— Вопрос, я считаю, улажен. Надеюсь, в дальнейшем моё вмешательство не понадобится!

«Такое ощущение, будто это я виноват!»