Для меня всё происходило быстро.

А вот для Нестерова этот процесс длился целую вечность.

— Как тебе обновки? — спросил я у Вадима, откинувшись в кресле.

Мой второй слуга, стоя в центре гостиной на красивом ковре, покачался на пятках, оглядел руки, подпрыгнул, а затем присел.

— Нормально, Хозяин! Лучше, чем с каменными протезами, — сказал он, а затем, спохватившись, добавил: — При всём уважении к вашему мастерству и с благодарностью к вам.

— Пустое, — махнул я рукой и пригубил чай из расписной чашки.

Очень вкусно кормят и поят в доме Нестеровых. Славно, что я принял их приглашение и заглянул на чашечку чая. Всё равно Иван возится с раненными.

Я заметил, как Вадим хмуро пялится на свои ноги.

— Что-то смущает? — спросил я прямо. — Говори, не держи в себе.

— Да… Не очень приятно от мысли, что эти мои конечности — бывшие части тела мерзавца и предателя!

— Фу ты ну ты! — хмыкнул я. — Какие все неженки стали.

— Прошу прощения, Хозяин. Вы сами велели быть откровенным.

— Да ладно, — усмехнулся я. — Привыкай. И всё-таки воспринимай эти конечности именно как трофеи. Знал бы ты, как раньше ратники радовались, когда после битвы с поверженного врага удавалось снять добротную кольчугу! У тебя примерно та же ситуация.

Чуть прищурившись, я в очередной раз цепко оглядел Вадима. Конечности мы с Иваном пересадили ему исключительно с помощью магии целителей. Хотя, по словам графа Бессмертного, стоило сначала пришить как полагается. И уж только потом подключать целительствование и настраивать сочетаемость с помощью Узоров.

Но справились и без его навыков хирурга. За счёт одной лишь магии.

После этого Иван звал меня помочь ему с исцелением дружинников Нестеровых, но я отказался, сказав брату, что это его звёздный час, и он справится без меня.

Забавно, технически я сейчас умертвие. Но уже лечу людей, используя «свет». Эка невидаль — мёртвые лечат живых.

Дверь отворилась, и в гостиную вошли трое уставших людей — двое Нестеровых и один Бессмертный.

Все уселись на мягкие кресла, и Алла рассказала, что вместе с сыном выступила перед прибывшими в качестве подкрепления дружинниками. Получался, у них случился эдакий общий сбор бойцов рода.

— Приятно было видеть их искреннюю радость, — тепло проговорила женщина.

Её люди в самом деле были счастливы, что графиня и юный граф живы. А затем, когда им рассказали о предательстве Дениса Нестерова, бойцы рвали и метали, тоже не скрывая эмоций.

— Я велела до приёма держать всё в тайне, — резюмировала графиня. — Ну и после него тоже придерживаться официальной версии. На дом второй раз подряд напали крысы. Не стоит общественности знать, что брат моего мужа пытался убить нас с Тимой.

— Правильное решение, — поддержал её Иван и повернулся ко мне. — Ты ведь что-то выяснил насчёт приручителя?

Я пересказал им всё, что узнал от души Дениса Нестерова. Мои собеседники нахмурились и погрузились в задумчивость.

— Значит, Порткин… — пробормотал себе под нос Иван и уставился на висевшую на дальней стене картину. На ней журавль, стоя в пруду на одной ноге, держал в клюве лягушку.

— Если он специализируется на заказах за стеной, вам нужно будет быть ещё осторожнее во время вашей вылазки, — неожиданно произнёс Тимофей Нестеров.

— Почему? — спросил я его.

— Как? — удивился он. — Если Порткины — родственники ваших противников Завойских, логично, что Завойские обратятся к ним за помощью. И тогда барон Порткин может исподтишка натравить на вас монстров!

Парнишка до белых пальцев сжал кулаки и оскалился.

— Не терпится отомстить Порткину? — спросил я серьёзно.

— Что? — удивился он, затем отвернулся и пробормотал: — Не то чтобы… но…

Он снова повернулся в мою сторону и твёрдо произнёс:

— Не терпится! Из-за него погибли верные нашему роду люди. Я хочу отомстить за них, чтобы их души упокоились с миром.

«Их душу и так уже растворились в мире», — хотел было я сказать, но не стал.

Вместо этого улыбнулся. Я был без маски, ибо пил чай. Однако же моя улыбка не напугала юного графа.

— Если выдастся удобная возможность, помогу с твоей местью, Тимофей, — сказал я.

— Вы, главное, будьте осторожнее, — пробурчал он. — Я хочу, чтобы вы, живые и невредимые, пришли на мой приём.