— А теперь оставьте нас с лордом Эйнсли наедине.

Оливер коротко взглянул на гостя, однако, не смея ослушаться, молча поклонился и старческим шагом двинулся к дальней клумбе, у которой был разбросан садовый инвентарь.

Когда он отошёл на достаточное расстояние, я протянула цветок Эйнсли:

— Возьмите, лорд. Без вас это чудо не случилось бы.

Шалость удалась — гость был ошарашен настолько, что не сумел этого скрыть. Он машинально принял цветок и растерянно пробормотал:

— Без меня?

Я повела плечами:

— В вас ведь течёт кровь прошлых хозяев Колдшира, не так ли? А этот замок — очень непростое место.

Эйнсли прочистил горло, открыл рот, собираясь что-то ответить, но вместо слов кашлянул ещё раз. И, наконец, произнёс:

— Так вы верите в мистическую чу… э-э, мистические истории, которые рассказывают об этом месте?

Я загадочно улыбнулась и вроде бы невпопад произнесла:

— Однако, несмотря на все обстоятельства, Колдшир я вам всё равно не отдам.

Повисла пауза.

— Верю. — Лорд наконец взял себя в руки. — Но как вы догадались? Только из-за слов вашего садовника?

«Элементарно, Эйнсли», — усмехнулась я про себя и пояснила:

— В том числе. Ещё мне было известно, что последний из старых хозяев имения ухаживал за девушкой из Оакшира. Прибавим к этому ваше настойчивое желание завладеть Колдширом из-за данного матери обещания и немного мистики, в которую вы, похоже, не верите. Бутоны на кусте появились после того, как я помогла вам в дюнах, куда, кстати, попала тоже не без вмешательства тайных сил замка.

Лорд молчал, переваривая сказанное, и я решила, что сейчас есть все шансы принудить его к откровенности. И потому небрежно заметила:

— Единственное, чего я не могу понять: зачем вам понадобилось идти в лесные разбойники? Разве дела Оакшира настолько плохи?

Эйнсли не успел сдержать кривую усмешку:

— Нет, уже нет.

Он выдержал паузу, будто борясь с сомнениями. Затем вдел розу в петлицу и решительно произнёс:

— Хорошо, я расскажу вам — пусть это будет моей платой за цветок.

И он рассказал.

— Прежде всего хочу заметить, что добрая половина из приписываемого Безликому — либо выдумки, либо чужие деяния.

Укрытые от посторонних глаз, мы с Эйнсли сидели в тенистой беседке возле северной стены замка.

— Не удивлена, — тонко улыбнулась я. — Обычная история для харизматичных разбойников, не находите?

При слове «разбойник» Эйнсли почти незаметно поморщился: похоже, правда его коробила. Однако согласился:

— Да, подобное вполне характерно. — И продолжил: — Не знаю, слышали вы или нет, но впервые Безликий заявил о себе ограблением и поджогом имения лорда Камерона.

Он сделал паузу, и я отозвалась:

— К сожалению, эта новость прошла мимо меня. — Потому как, если Мэриан и слышала что-то подобное, её память мне ничего не подсказывала.

Эйнсли кивнул и продолжил:

— В своё время лорд Камерон весьма… энергично сватался к леди Хелен из Оакшира. Однако раз за разом получал отказ: девушка была влюблена в соседа, лорда Родрика Гамильтона.

«Так вот какая фамилия старых владельцев имения! — отметила я про себя. — Интересно, почему о них никогда не говорят, как о Гамильтонах? Боятся поминать всуе?»

Между тем рассказчик произнёс следующую фразу:

— Тот отвечал леди Хелен взаимностью, однако против их брака были абсолютно все.

Я неподдельно удивилась:

— Почему?

Эйнсли повёл плечами:

— Гамильтоны — древний род и в родстве с королями. Породниться с какими-то Эйнсли, к тому же их бывшими вассалами, было для них недопустимо. В свою очередь, дед хотел для дочери не столько знатного, сколько богатого жениха: у Оакшира уже тогда начинались определённые финансовые проблемы. И родители молодых людей сговорились отослать их подальше друг от друга. Лорда Родрика отправили в Новый Свет. Леди Хелен — на материк. Влюблённые расстались навсегда.

Он замолчал, и я после недолгой паузы мягко заметила:

— Леди Хелен увезла под сердцем вас.

Эйнсли отрывисто кивнул.

— После смерти отца лорд Родрик смог вернуться и вступить во владение Колдширом. Но леди Хелен, запятнавшая себя внебрачным ребёнком, была обречена родителями на жизнь вдали от дома. До конца своих дней она хранила верность возлюбленному, а когда до её слуха долетела сплетня о его исчезновении, — голос Эйнсли дрогнул, — не выдержала удара.

Я подавила вздох: как грустно, обидно и типично для эпохи викторианства, на которую столь похож этот мир.