Имелись и другие связи, столкновения, случайности и встречи.

Возможности пополам с опасностями сыпались на зрителей арены опавшими листьями красного клена глубокой осенью. Вероятности смерти, возвышения, бесчестья и множество, множество самых разных путей сверкали над головами посетителей арены сияющими тропами, менялись чуть ли не каждый удар сердца.

В этот судьбоносный, проклятый день под эгидой хтонического Бога вымершей Империи случится нечто важное, определяющее, подготовка к главному событию старой эпохи, переходный год к новому веку…

Мозг Сяхоу пронзила третья, конечная волна боли. Многоуровневые видения поблекли перед глазами, слились с обычными мушками и черными пятнами чрезмерного напряжения. Силы разом покинули твердое, выветренное демоническим ревом тело. Пришлось прислониться к плечу верного сокомандника Цуя и прикрыть глаза.

Глупая затея: фигура загадочной девки все также проступала черной клоакой на фоне цветных пятен от вспышек вероятностей над людьми вокруг. Хотя бы мир перестал кружиться вместе с его головой — и за то слава Милосерднейшей. Скоро пройдет, всегда проходит, не может не пройти…

— Ты… Опять? — Всегдашний младенческий задор исчез из голоса. Серьезный прокол — таких Цуй не допускал вот уже три или четыре месяца, но его сложно в этом винить.

За все время службы, у Сяхоу прошло четыре видения. Один — случайность, два — совпадение, три — благословение, четыре — скорая смерть. Пятое — выбор, возможность, смена этапа.

Событие, которое ждали, которого боялись и на которое рассчитывали. По крайней мере, большая часть отряда Сороки и несколько знакомых из других групп.

Его наваждения всегда спонтанны, всегда происходят невовремя, неуместно, впритык к событиям, о которых предостерегают. Нет времени на подготовку, нет времени на осознание, тревогу, попытки что-то доказать и куда-то сбежать. Всего лишь краткое предвидение грядущих неприятностей, моральная подготовка к большему.

Четыре раза наблюдал видения Сяхоу Цзе. Четыре раза Форт сталкивался с огромными людскими потерями, внезапными возвышениями, демонами-культиваторами на гребне волны или чем-то столь же вопиюще странным, опасным или перспективным.

Три ужасных трагедии. Одна блестящая победа.

Он не знал, насколько его действия меняют возможный путь. Лишь пытался спасти и сохранить привычный быт вокруг себя. Чтобы не остаться одному напротив бездны с миллионами голодных глаз в темноте.

Обычно никто никогда не радовался от получения таких вестей. Бывший лучший друг обвинил самого Цзе в страданиях, которые предрекали его откровения, разорвал все связи, ушел в другой отряд. Может, потому и выжил.

Сейчас все иначе. Прошлое число четыре — смерть, худшее из возможных. Пятое — наоборот, выбор, удача, благословение ветреной судьбы. Даже если само пророчество про очередную мерзость. Жаль, гадателя по Книге Перемен не удастся позвать — после арены наверняка будет слишком поздно, а твердых ответов, в отличие от подобных умельцев, Цзе давать не мог.

Цуй, даром что сидел с ним рядом на отшибе, шепотом и знаками успел поделиться с окружающими их сокомандниками очередным видением друга. Каждый в отряде Сороки знал о неприятной, пугающей способности Сяхоу. И почти никто больше не рисковал смеяться над его путанными, совершенно лишенными конкретики или точных цифр словами.

По крайней мере, он часто мог указать направление или причину. С большинством волн невозможно понять даже это.

— Мо шен рен… странница… девка… арена… посох… бой… мо шен рен… — Шепот тек по рядам струями утренней дымки, пеленой самого сладкого времени для сна, обволакивал поволокой интереса, беспокойства, задумчивой решимости. Словно они снова стоят на стене. Словно вот-вот полезут демоны, а утренняя сырость опять мочит ноги…

На арене продолжается бой. Сердцу тревожно в груди от предчувствий, будущее туманно, но сегодняшний день отнюдь не главный и не самый опасный. Просто — определяющий. Поворотный момент. Тем не менее, драка внизу отвлекает от мучительных раздумий даже самого Цзе.

Ведь реальность развивается совершенно не так, как ожидали зрители.

Удары незнакомки в черном скучны академической, наработанной шаблонностью, ленивым зевком сырых общедоступных форм, демонстративной чопорностью — ни шага от признанных стоек, ни на цунь дальше облизанных веками выпадов, основам которых обучают даже недавно прибывших новобранцев, кто по иерархии ближе к лукам или копьям в арсенале, чем к воинам или даже слугам Старого Города.

И вновь продолжается бой. И вновь Сунь на прыжок впереди, только… Его движения просчитаны, личность оценена, найдена легкой и уродливой. Ни один из ударов не попадает по юркой, нет, обманчиво юркой, техничной противнице.

Сокрытие своего стиля боя настолько очевидное, что выглядит издевкой над всеми разом: комендантом, опытными бойцами на местах у арены, собственным противником, организаторами боев.

Сунь на арене окончательно впадает в ярость. Странная мо шен рен даже не пытается изобразить равенство: внаглую тестирует на нем новое оружие, которое и в руки-то не брала до начала боя…