– Тебе-то какое дело? – сказала рыжая. – Ты ведь его бросила.

– Я не бросала! Я в воспитательных целях, для его же блага… Думала, захочет меня вернуть, восстановится в институте, найдет работу, а он… Кобель! Я его любила, а он тут же нашел какую-то курицу! Или вы уже давно кувыркаетесь? Не мог он за один вечер тебя подцепить, он же ничтожество… Ты вообще в курсе, что он человека убил?!

– Где он сейчас? – спросил седой в плаще.

Он сидит в кресле с дымящей трубкой в кулаке. Спросил спокойным, даже уставшим голосом, будто проскрипело старое дерево, однако воцарилась напряженная тишина. Стоило ему заговорить, и многое стало понятно. Например, что он может прямо сейчас взять у подчиненного табельный пистолет, застрелить Жанну и рыжую, и ему ничего не будет. Оказали сопротивление при задержании. Ему не нужны ордеры, разрешения, постановления, прочая макулатура с печатями. Он просто делает. А в инстанциях плодятся, как тараканы, бумажки, где подробно объясняется, почему все, что он сделал, не противоречит закону.

– Вы что, гражданка, вопрос не услышали? – надавил усатый в кокарде. – Вы хоть знаете, кто перед…

Его прервал звонок мобильника.

– Да кого там еще… Алло!

Пока ему что-то бубнили в телефон, рыжая рассказывала, что понятия не имеет, куда я уехал, мол, обещал скоро вернуться, но не пояснил, когда конкретно.

Усатый закончил телефонный разговор.

– Товарищ генерал-майор, – обратился он к седому, – звонили из СИЗО. Ребята закончили колоть тех двух таджиков. Похоже, не врут. Дворы здесь подметают. Увидели, как этот ловелас вышел из машины вашего сына, а сигнализацию не включил. Ну и решили покататься. Девчонок половить на крутую тачку.

– Ясно, – отозвался седой.

– Что с ними делать?

Седой помусолил губами мундштук трубки, сморщенные губы выпустили кольцо дыма.

– Я подарил сыну эту машину на восемнадцать лет. А те обезьяны ее разбили. Из-за них мы столько времени потеряли! Сейчас бы уже взяли гада… Ко мне их, в подвал.

– Понял, – сказал усатый и снова достал телефон.

Жанна еще какое-то время позубоскалила в адрес рыжей, обошла квартиру с брезгливым выражением лица, пожаловалась на бардак, а затем каблуки зацокали к выходу.

Двое в масках загородили дверной проем своими тушами.

– Куда?

– Пустите!

– Такого приказа не было, дамочка.

– Я уже сказала все, что знаю!

Жанна попыталась протиснуться между двумя бронежилетами, но ручища одного из бойцов пихнула ее в плечо, и Жанна, вскрикнув, упала на ковер. Сумочка отлетела в сторону, с ноги соскочила туфля. Их владелица ошарашено озирается.

– Вы… Вы че, совсем, что ли?! Я жалобу напишу!

Усатый, закончив отдавать распоряжения по телефону, взлохматил ей прическу хлестким подзатыльником.

– Рот закрой, кобыла!

– Запри ее в туалете, – сказал седой. – Уходить будем, не забудьте.

– Не забыть выпустить? – уточнил кто-то из бойцов.

Седой хмыкнул.

– Смешно… Не забудьте взять с собой. Отвезете в подвал. К таджикам. Пусть развлекутся напоследок… Мать его уже привезли?

Усатый кивнул.

– В подвале.

– Вот и славно.

– Товарищ генерал-майор, – обратился усатый, поправляя кокарду, – может, чуркам хватит и матери? А девок отдать моим ребятам?

Седовласый вытряхнул пепел из трубки на ковер, аксессуар исчез в кармане.

– Хорошая идея.

Жанна тихонечко подвывает на полу, по лицу растеклась тушь, в глазах отчаянная мольба. Усатый схватил за волосы, поднял рывком, Жанна вскрикнула, но усатый стиснул ей челюсть сардельками пальцев.

– Не визжи, крыса! Зубы выбью!

– Без зубов даже лучше, – сказал боец, поваливший Жанну на пол. – Не откусит, хы-хы…

Другие громилы в масках тоже заржали.

Все это время я сидел у рыжей на руках и чувствовал, как они холодеют, но ее дыхание остается ровным. Когда я повернул голову и задрал кверху (какая гибкая у меня теперь шея!), то увидел, что рыжая хранит суровое спокойствие.

Взгляд Седого задержался на мне.

– Чей кот?

– Мой! – тут же ответила рыжая.

Седой поднялся с кресла, кисть отодвинула борт плаща, вернулась из-за пояса уже с пистолетом. Другая нырнула в карман, через несколько секунд ритмично заскрипел навинчиваемый на дуло глушитель.

– Плохо обманывать взрослых, деточка. Дяди в масках проведут с тобой воспитательную работу.

Скрип оборвался, Седой сделал шаг к рыжей. Она отступила, запнулась о кровать, та поймала за локоть и мягкое место, я оказался у рыжей на животе.

Мое тело превратилось в пружину, на лапах зацвели хищные венчики когтей, хвост бьется в агонии.

– Никто не уйдет от наказания, ни человек, ни зверь, – говорит Седой. – Когда вернется убийца моего сына, его будет ждать вкусный обед. Гуляш из кошатины. Заставлю съесть все до кусочка.

Усатый повел дрожащую Жанну в туалет, а Седой направил пистолет на меня.

Я зашипел.

Пружина во мне распрямилась, меня швырнуло поверх черного зрачка глушителя, я пронесся, как по мосту, по руке Седого, вцепился в рожу. Кошачий вой смешался с матом.