— И Москвы! — Добавил Лучеслав.

Три кружки я ещё влупил, вообще похорошело. Остромила, быстро охмелевшая, с меня глаз восторженных не сводит. А в один прекрасный момент заявляет мне под шумок:

— Пойдём на разговор, коль не трусишь.

Согласился прогуляться, а то скоро просто по траве не поползу. С витязями пить — себе дороже. Посчитал, что и самому не мешало с Морозовой поболтать, о матери расспросить побольше. Гвардейцы даже не отреагировали, когда мы свалили. Тактично сделали вид, что не заметили. Почему–то в этот момент я подумал о тульской магичке Люте в надежде, что она нас не видит. Может, ушла уже спать. А то время к трём утра.

Остромила на спуск к воде повела, ноги её заплетаются. Мы не сцепились, как пара. Просто рядом пошли. К пирсам спустились, где кораблей крупных стоит целая куча, которые сразу и не пересчитать.

— Видел корабли такие? — Спрашивает еле ворочающимся языком. Явно в стельку пьяная уже. Как, впрочем, и я.

— Да всякие видел, это не самые большие в моей жизни, — хвалюсь. — «Титаник» и «Адмирал Кузнецов» побольше будут.

— Понятно, — вздыхает. — Мы вон на том приплыли с Калуги. Он здесь почти самый большой. Глянем?

На широком деревянном пирсе караульные нас даже не спрашивают, спокойно пропускают к рядам пришвартованных парусников.

Надо же, у Морозовых свой корабль есть. Метров двадцать пять в длину и пять в высоту до верхней палубы. Построен умело на первый взгляд, доски подогнаны, всё просмолено. На мачте знамя развевается изредка от порывов ветра.

Техника на грани фантастики, тут даже трап деревянный есть, который тоже привязан к пирсу. Но мотает на нём не слабо.

Я не совсем понял, зачем меня Остромила на него повела, пока на палубе не оказались. Бочку с вином откупорила и с черпака начала хлестать.

— Наше лучше, — комментирует. — Будешь?

Планка давно уже сорвана, поэтому я не отказался. Хлебнул прямо с её руки из черпака. И заметил бойца на корабле, похоже, часового. Который, увидев нас, развернулся на корме и сделал вид, что не увидел. Почему–то мне даже почудилось, что он спрыгнул в воду, лишь бы на глаза кобыле не попадаться.

Не успел опомниться, я уже в каюте небольшой валюсь от толчка на кровать.

— Вот теперь поборемся! — Слышу от Милы с лошадиным ржанием. — Мне просто платье мешало.

Пока она с ним возится, я скидываю камзол, сдираю рубаху. И думаю, нет, нельзя. Ни в коем случае!

— Да иди уже сюда, — рычу на неё, подаюсь и сдираю панталоны с мощных ляжек.

Пробуждение происходит внезапно, как из кошмара. Секунду соображаю и прихожу в ужас. Та же каюта с поскрипывающими досками, твёрдая неудобная постель, на которой я лежу полностью без одежды, голая мощная нога кобылы, закинута мне на бёдра. Сверху ещё рука за грудь обняла. Сопит себе лицом у плеча довольная обнажённая барышня.

Аккуратно пытаюсь высвободиться, с призрачной надеждой тихо свалить. Руку легко убираю, а вот из–под ноги удаётся вылезти с трудом. Мощное атлетичное неженственное тело лежит кверху задом, очень подкаченным задом. Наверное, это единственная часть тела, которая могла бы утешить. Тут ни талии, ни сисек, ни рожи.

Мамочки, какая же ты некрасивая.

Пока она сопит, затаив дыхание ищу свою разбросанную одежду и пожитки. Когда натянул штаны, немного выдохнул. Но когда стал застёгивать рубаху, раздалось с кровати скрипучим голосом:

— Уже уходишь, женишок?

В груди проморозило. Но обернулся я с натянутой улыбкой. Однако спина самопроизвольно упёрлась в закрытую дверцу каюты. Мила, совершенно не прикрывая свой срам, улеглась на бок, подперев локтем голову.

— Князь Вячеслав, э… попросил меня покинуть его резиденцию ещё вчера, — говорю с неловкостью. — Поэтому надо собираться.

— Корабль — это не его земля, и уж точно не его дворец, — парировала Остромила, улыбаясь хитро. — Ну что, когда свататься будешь? Маменька тобой так восхищалась не зря. Я сразу в тебя влюбилась. И шрамы твои мне о многом сказали, побывал ты не в одной передряге.

— Может, не надо, — выдавил.

— Чего не надо? — Нахмурилась. — Взял красно–девицу и сбежать решил?

— А ты уверена, что у нас получилось? Ничего не помню, — стону и медленно, чтоб не спровоцировать «хищника», беру свой камзол с табуретки. Прощупываю его попутно, Розу не спёрли, уже хорошо.

— Уверена, — бросила Мила надменно и откинула кусок одеяла, обнажая кровавое пятно на простыне.

Твою маааать.

Смотрит с такой иронией. Будто заранее всё спланировала! Ну стерва! Беру себя в руки.