Шрифт:
Я осторожно взял её руку в свою.
— Что ты хочешь сделать с ним? — спросил я тихо.
— С чем? — Шелли моргнула, словно вынырнув из тяжёлых воспоминаний.
— С Александрийским поместьем, — пояснил я. — Мы не обязаны его держать, если оно причиняет тебе боль.
— Но это очень ценная собственность, — словно на автомате ответила она, будто никогда раньше не думала о продаже.
— Мне всё равно, сколько оно стоит, — сказал я твёрдо. — Если оно тянет тебя назад, мы избавимся от него.
Шелли провела ладонью по моей щеке.
— Это уже не больно, правда, — сказала она мягко. — Вы с Ритой сделали для меня больше, чем кто бы то ни было. Вы помогли мне залечить раны, которые оставил Адлер.
Она замолчала на мгновение, словно подбирая слова.
— Медвежий угол — мой дом, теперь и навсегда. А Александрийское поместье… Это хороший актив. Может, когда-нибудь мы захотим начать новое дело. Я не уверена, что хочу продолжать путь, который мне навязал отец. Думаю, жеребенок Победы и Метеора будет последним. Но у этого места есть потенциал. Его просто нужно правильно использовать.
— Сделаем, как скажешь, — коротко поцеловал ее в губы.
— Хорошо, — она с благодарностью посмотрела мне в глаза и несколько раз легко коснулась губами моей шеи.
Я только начал расслабляться и получать удовольствие от ее ласки, как Шелли вдруг оживилась, ахнула и отвернулась к корзине.
— Ты просто обязан это попробовать! — с заговорщицкой улыбкой она вытащила небольшой сверток.
Развернув его, Шелли достала на свет мой любимый перекус: ломтики поджаренного мяса, тягучий плавленый сыр, маринованные корни ясеня — и все это на хрустящем ломте хлеба.
— Ты приготовила бутерброды! — обрадовался я, беря у нее угощение и откусывая солидный кусок.
— Специально для тебя, — с гордостью ответила она и достала второй бутерброд для себя.
— Это ты хорошо придумала, — похвалил я, быстро управившись со своей порцией.
— Угу, — протянула она, откладывая свой бутерброд в сторону. — Но я подумала и о других вещах.
— И о каких же? — спросил я, довольно усмехаясь, когда она, кошкой, подползла ко мне на коленях и уютно устроилась рядом.
— У меня для тебя еще много сюрпризов, Макс Медведев, — пропела она, ловко ослабляя завязки на моих штанах, освобождая полы рубахи и стягивая ее через голову.
— Ты сама лучше любого сюрприза, — успел выдохнуть я, прежде чем она припала к моим губам. Поцелуй был горячим, глубоким, требовательным.
Шелли скользила ладонями по моей груди, по животу, по всем местам, где кожа горела от ее прикосновений. Она уже не стеснялась своих желаний — отдала себя порыву полностью, словно сама была огнем. Даже воздух между нами будто бы стал гуще и теплее.
Я притянул ее крепче, углубляя поцелуй, чувствуя, как учащенно бьется сердце. Но в следующий миг она мягко прервала нашу близость, положив ладонь мне на грудь.
Шелли с легкой улыбкой выскользнула из моих объятий, взяла бутылку, сделала глоток вина и протянула ее мне.
Пока я пил, не отводя от нее взгляда, она медленно, с нарочитой ленцой, стянула с плеч тонкие бретельки. Платье плавно соскользнуло вниз, задержавшись на крутых бедрах.
Я допил вино в два глотка и отшвырнул бутылку в сторону. Одну жажду утолил — пришло время заняться другой.
Моя жена-феникс водила ладонями по своему обнаженному телу, нежно сжимая полную, налитую грудь, и смотрелась так, что у любого бы голова пошла кругом.
А потом она сделала кое-что совсем неожиданное: поднялась на ноги, элегантно, словно танцовщица, и повернулась ко мне спиной.
Покосилась через плечо, и, поймав мой взгляд своими сверкающими изумрудными глазами, медленно стянула платье с бедер, оголив тело до конца.
Чистая магия! От одного только вида можно было потерять контроль.
— Присоединишься ко мне? — кокетливо спросила она, покачивая бедрами в сторону озера.
Я поднялся, будто под гипнозом, и, торопливо сбрасывая с себя остатки одежды, пошел следом. Хорошо еще, что Шелли заранее развязала шнуровку — иначе точно бы застрял в этих веревках.
Небольшая передышка в прохладной воде явно бы не помешала. Я весь горел изнутри, как на углях.
Она даже не подозревала, насколько сильно на меня действовали ее движения — как легко могла одним лишь взглядом взвинтить меня до безумия.