Шрифт:
— Всё, — выдохнул я. — Они покинули Владимир. На чём там мы остановились?..
Глава 2
Михаил Фёдорович стоял перед массивными дверями княжеского кабинета, собираясь с мыслями. Доклад, который ему предстояло сделать, был хуже некуда. За его спиной стражники обменялись едва заметными взглядами. Они знали, что входить к князю в последние дни было равносильно прогулке по минному полю.
Получив известие о прибытии Игнатия во Владимир, Веретинский был в восторге от возможности заполучить такую приманку. Теперь же…
Глубоко вздохнув, Сабуров постучал и, дождавшись хриплого «Войдите!», шагнул в кабинет.
Воздух внутри был раскалён до предела. Стоило графу переступить порог, как пот мгновенно выступил на лбу — и не только от нервного напряжения. Аристарх Никифорович метался по кабинету как тигр в клетке. На этот раз на нем был тёмно-зелёный камзол, но ткань на плечах и манжетах уже превратилась в обугленные лохмотья. С каждым резким взмахом руки от его пальцев разлетались искры, оставляя на ковре маленькие тлеющие пятна.
— Ну? — Веретинский резко развернулся к вошедшему, и жар от его тела ударил Сабурову в лицо. — Где Платонов-старший? Когда мы выставим ультиматум его щенку?
Сабуров сглотнул, чувствуя, как пересыхает горло.
— Ваше Сиятельство, боюсь, у меня неприятные новости.
Князь замер, и это внезапное спокойствие было страшнее любой вспышки.
— Говори, — процедил он.
— Игнатий Платонов исчез, — произнёс Сабуров, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Отряд, направленный в гостиницу, нашёл там только его адвоката.
Веретинский издал странный звук — нечто среднее между рычанием и смешком.
— А юрист? Он же должен быть в курсе, где…
— Стремянников оказался чрезвычайно… стойким, — признал Сабуров. — Как подданный Сергиева Посада, он немедленно заявил, что его арест выльется в дипломатический инцидент. Пришлось его отпустить. Да и не знал он ничего. Я самолично его допрашивал…
С каждым словом графа пламя на пальцах князя разгоралось сильнее, перекидываясь на предплечья. Столешница, над которой он навис, начала дымиться от жара.
— Но это ещё не все, — Сабуров решил выложить все новости сразу, словно сдирая повязку с раны одним движением. — Платонов уплатил налог в полном объёме. Все бумаги оформлены и подписаны надлежащим образом.
На мгновение в кабинете воцарилась мёртвая тишина. А затем…
— КАК?! — взревел Веретинский, и целый сноп пламени вырвался из его рук, опаляя потолок. Будь тот не из камня, непременно бы занялся. — КТО ПОСМЕЛ ПРИНЯТЬ ЭТИ ДЕНЬГИ?!
Сабуров инстинктивно активировал защитный амулет. Между ним и князем возникла тонкая, почти невидимая плёнка энергии.
— Я, Ваше Сиятельство, — граф прямо взглянул в пылающие гневом глаза своего правителя.
— ТЫ?! — Веретинский в два шага оказался рядом, и его рука с горящими до локтя пальцами застыла в дюйме от лица Сабурова. Только магический барьер спасал церемониймейстера от серьёзных ожогов. — Ты предал меня, Михаил?
— Нет, Ваше Сиятельство, — Сабуров заставил себя не отводить взгляд. — Я был… вынужден. Они меня похитили.
Выражение лица Веретинского изменилось — теперь в нем смешались гнев и недоверие.
— Похитили? ТЕБЯ? Моего церемониймейстера? Из моего города?
Михаил Фёдорович кивнул, и унижение, которое он испытывал, рассказывая это, жгло сильнее, чем огонь князя. Он сглотнул, вспоминая ужас того момента.
— Они захватили меня…
— И? — глаза князя сузились.
— И поставили ультиматум. Либо я подписываю бумаги, либо погибну.
— Ты мог отказаться, — прошипел Веретинский. — Умереть с честью.
Сабуров опустил глаза. Что ответить на это? Что он предпочёл жизнь унижению? Что в тот момент, глядя на парящий перед лицом каменный клинок, он просто сломался?
— Я совершил ошибку, Ваше Сиятельство, — произнёс он тихо. — И готов понести любое наказание.
Веретинский смотрел на своего подчинённого долгим, оценивающим взглядом. Затем внезапно отвернулся, махнув рукой с такой силой, что на стене остался обугленный след.
— Вон из моих глаз, — процедил князь. — И даже не вздумай показываться, пока я сам не позову. Все твои текущие обязанности передаются боярину Скрябину. А ты… — он скривился, будто само имя Сабурова вызывало у него отвращение, — ты займёшься делами благотворительности. Будешь курировать сиротские приюты и больницы. Раз уж доблести в тебе не осталось — попробуешь хоть немного милосердия проявить.