Сабуров почувствовал, как земля уходит из-под ног. Приюты и больницы? Это была должность для вдов и младших сыновей аристократических семей, первый шаг к полному забвению. Вчера он был вторым человеком в княжестве, а сегодня…

— Слушаюсь, Ваше Сиятельство, — произнёс он безжизненным голосом и, поклонившись, направился к двери.

— Я объявлю об этом на следующей неделе во время собрания Малого Кабинета. И Михаил, — окликнул его Веретинский, когда граф уже взялся за ручку. — Если ты предумышленно помог им… я узнаю. И тогда пожалеешь, что не умер от их рук.

Проходя через приёмную, графу казалось, как секретари и придворные мгновенно смолкают при его появлении. В их взглядах ему чудилась смесь злорадства, жалости и опаски. Еще утром эти же люди заискивающе кланялись, ловя каждое его слово. Теперь они отворачивались или, что ещё хуже, открыто перешептывались.

Он не мог позволить себе сломаться. Не здесь, не сейчас. Выпрямив спину, граф прошёл через главный холл дворца с высоко поднятой головой, кивая знакомым аристократам с таким видом, будто ничего не произошло.

Лишь оказавшись в своём автомобиле, он позволил себе на мгновение опустить плечи и закрыть глаза. Всё рухнуло. Двадцать лет верной службы — и вот чем всё закончилось. И всё из-за этого проклятого Платонова…

Но это ещё не конец. Да, формально он сохранил титул и должность церемониймейстера, но фактически был отстранён от любого влияния. Однако это не означало, что игра закончена. Михаил Фёдорович давно научился извлекать возможности даже из самых безнадёжных ситуаций.

Взгляд его упал на небольшой медальон с родовым гербом, который всегда носил с собой — подарок отца перед вступлением в должность.

«Власть — как ртуть, — говорил старик. Не пытайся удержать её голыми руками. Создай надёжный сосуд из союзников».

Эти слова звучали сейчас особенно отчётливо. Веретинский терял контроль над княжеством так же неизбежно, как и над своим Талантом. А значит, настало время укрепить сосуд.

Сабуров достал из внутреннего кармана маленькую записную книжку в кожаном переплёте. В ней хранились имена, секреты и скрытые связи всех значимых аристократических родов Владимира. Он перелистывал страницы, мысленно отмечая тех, кто будет заинтересован в изменениях. Белозёровы давно выражали озабоченность нестабильностью князя. Кисловские понесли финансовые потери из-за его непредсказуемой политики. Ладыженские лишились старшего сына из-за той идиотской казни «кружка заговорщиков».

«Сегодня же», — решил Сабуров, захлопнув книжку.

Взревев двигателем, машина стартовала с места, увозя бывшего фаворита прочь от дворца. Михаил Фёдорович смотрел на проплывающие мимо улицы Владимира и думал о том, что стрелка весов качнулась, но ещё не остановилась.

«Любопытно, — размышлял он, — что случится раньше: Гон Бездушных сметёт Угрюмиху, или безумие Веретинского разрушит Владимир изнутри? И какую роль в этом сыграет Прохор Платонов… и я сам?»

Он не знал ответа. Но твёрдо решил, что не останется простым наблюдателем. Как гласил древний девиз рода Сабуровых: «Лучше направлять бурю, чем прятаться от неё».

— На чём там мы остановились?

— На публикации компромата против Терехова, — Василиса сосредоточила на мне свой пронзительный взгляд. — Ты правда думаешь, что стоит идти против князя Мурома так открыто?

— Абсолютно, — я присел на краешек стола. — Проведя эксперименты над людьми, Терехов перешёл черту. После того, что мы увидели в тех лабораториях…

Я невольно вспомнил несчастных в клетках, покрытых чёрными венами, и мрачные записи об экспериментах. Подобную мерзость нужно давить и давить нещадно.

— Собирай всех освобождённых магов в главном зале через полчаса. Пусть придёт и Зарецкий, у него больше всего оснований свидетельствовать против Горевского и княжеского режима.

Василиса кивнула и быстро вышла. Я достал магофон и набрал номер Святослава. Гудки отдавались в динамике несколько секунд, пока не раздался знакомый голос кузена:

— Кузен? Какими судьбами? — несмотря на шутливый тон, я уловил в его голосе напряжение.

— Есть серьёзный разговор. Помнишь, мы освободили человека из подвала ректора?

— Такое забудешь, — хмыкнул он. — Горевский, кстати, умер в камере. Официально — от сердечного приступа, но ходят слухи…

— Что его убрали, — закончил я за него. — Знаю. Это часть той истории, которую хочу обнародовать. У меня есть доказательства, что за исчезновениями студентов, Горевским и ещё кучей грязи стоит лично князь Терехов.

Святослав присвистнул.

— Серьёзное обвинение. У тебя должны быть железобетонные доказательства, иначе сам понимаешь…

— Видеозаписи признаний начальников лабораторий, документы с печатями княжеской канцелярии, показания освобождённых магов и учёных, которых держали в плену годами. Этого достаточно?