О, боже.

Мне хотелось разбить себе лицо ладонью. Только и шевельнуться без кошачьего надзора не удавалось. Каждое движение ног, шевеление рук чётко контролировалось. Я даже в сторонку отойти и пернуть без контроля не мог, так тщательно за мной следили.

— Девочки, красавицы, ну поймите, поверьте, есть ещё один мужчина, самец, по-вашему. — Настаиваю я. — Зовут Максим, он где-то рядом, просто поверьте!

— Не верим. — Когда мои аргументы иссякли и вынудили меня перейти на повышенный тон, появилась она. Кошка, высокая, стройная, накачанная, с красным пером в смолянистых чёрных волосах, с подтянутой грудью, ремешком на поясе и покрытым чёрным мехом лобком на показ. Она категорически отрицала присутствие какого-либо другого мужчины, говорила о каком-то боге, предзнаменовании, о союзе, договоре, короче говоря, о всём, кроме нас, пришельцев.

— Судьбоносная звезда подарила нам божественный цветок, — схватив меня за член, голосом пророка говорит кошка, — и я чувствую, ощущаю упругость его цветения.

Ясен пень, так сжимать, кровь-то не циркулирует! Ну, в какой я дурдом попал. Ощущение, что меня вот-вот вновь начнут насиловать, пришло вместе с появившейся Марией. Черноволосая лидер поселения, в одном лифчике, своих чёрных стрингах и повязкой поверх бёдер, выходит вперёд. Она резка, смела и неожиданно дерзка. Становится напротив главы кошачьего племени, вытянув руку, практически тыкнув указательным пальцем в нос главной воительницы племени, требует:

— Отдайте нам Лёху!

Воительница хватает её за палец рукой, притягивает к себе и выкручивает руку в суставе. Мария кричит, пищит и тут же начинает молить о пощаде. Идиотка!

— Опусти! — дёрнулся я. Тело моё заблокировали десятком когтистых лап.

— Тише-тише, юный Агтулх Кацепт Каутль. — В тебе вся сила рода, тебе мы не можем вредить, — говорит самая высокая, мускулистая и сильная самка. Она без труда крутит руку Марии, заставляет её пищать от боли.

— Хватит, остановитесь, — напираю я, но чужие руки, как и ранее, плотно держат, останавливают. Сила, которой владели эти кошки, не шла в сравнении с той, что была доступна человеку. Здоровенная кошка с красным пером в волосах улыбалась, чувствуя своё доминирование, начала сдавливать голову Марии, стюардесса закричала:

— Больно!

— Отпусти! — В ответ на писк соотечественницы взмолился я, и кошка смилостивилась.

— Целуй. — Свободной рукой указала она на землю. Ладно, это не страшно… Губами коснулся земли, и зубастая рассмеялась. — Целуй мои нижние губы! Быть может, тогда я пощажу эту заносчивую суку.

Поглядев на Марию, вижу её слёзы, кровь, сочащуюся из носа. С ними не церемонились. Били, презирали, их нахождение здесь вообще считалось обузой и проблемой. Местные кошки ненавидели их и только искали предлог избавиться от чужеземок.

— Помоги… — дрожащим голосом, едва слышно, взмолила Мария. Она не хотела умирать из-за подобной ерунды. А ерунда — это, видимо, моя честь. Я… я же просто должен был унизиться перед этой жестокой женщиной! Мерзость, но что ещё я могу?

— Я сделаю это… — отказавшись от сопротивления, губами двигаюсь к смуглой, воинственной и пугающей меня, женской плоти…

Этот плотный мех вокруг её складок выглядел мерзко и неприятно. Пусть все мужчины, которых я знал, были частично или полностью озабоченными, многие чурались подобного, куни… Даже в нашем мире это считалось слабостью, признаком коблука, под который, собственно, мы сейчас все и угодили. Да простят меня все истинные мужики мира…

Лицо моё касается густого меха, губы прикасаются к складке сомкнутых половых губ. Кошка, заурчав, берёт меня за голову и вдавливает в своё лоно.

— Жарче, целуй жарче, используй язык! — Даже вздохнуть под её давлением оказалось сложно. Я думал, запах ударит в нос, думал, меня стошнит, но внезапно никакого противного запаха не последовало. Напротив, ощутился аромат цветов… нет, стоп, шампунь?! Запах был слишком приторным, нашим. — Ну, я сказала, целуй! — Получаю подзатыльник, языком проскальзываю сквозь её щелочку, от чего главарша тут же застонала. Я не знал, что делать, вообще не понимал принципа и чего от меня ждут, потому двигал языком в определённой области. Создавалось впечатление, что я просто засунул язык в нечто, отдалённо напоминающее мой собственный рот. Странное, слегка убогое чувство, гнетущее давление её руки и множество взглядов с подвыванием Марии не способствовали созданию романтической обстановки. Из всех собравшихся кайф испытывала лишь одна, та, чей хвост уже обвился вокруг меня, а руки на голове ослабли. Внезапно, к стону добавилось и мурчание, прошло не больше минуты, ноги кошки затряслись, а после, клацнув зубами, она вжала меня в своё лоно так, что её складочки, аж губы мои, поглотили.

— Ва-а-а-а-х… Мрр-р—р-р-р… — Замирает кошка, а после, резко отпустив мою голову, прихватывает за воротник, как пушинку, отрывает от земли. Наши губы соприкасаются, мурча, она пропихивает в мой рот свой язык. — М-м-м-м… твои уста слаще меда и приятней самой жизни! Ты сделал мне хорошо, Агтулх, искупил все грехи своих женщин на сегодня.

Стоило мне заткнуться, стать послушным и выполнить то, что от меня просили. Злая и воинственная кошка переменилась в лице. Стала снисходительной, даже какой-то пугающе доброй. Поставив меня на землю, пройдясь по моим волосам рукой, словно гладя щеночка, она говорит:

— Сейчас я испытала истинное удовольствие, коего никогда не испытывала ни от одной из вас и даже нашего самца. — Кошки охнули, — сомнений нет, он есть наш небесный дар, семя небесной птицы, Агтулх Кацепт Каутль! Мир изменился прямо сейчас, мы на пороге новой истории!

Кошки, схватившись за копья, внезапно радостно закричали, подняли их над головами. Они что-то скандировали, радовались, прыгали, обнимали друг друга и поздравляли. В то время как я, пользуясь моментом, пытался хоть как-то помочь Марии, привести её в сознание.