— Конечно был, я же вам сто раз говорил. И не крыс он, а Максим. Где он? Вы его привели?

— Мертв, — ошарашив меня с ходу, выдала кошка.

Земля ушла из-под ног, упав на кровать, пытаясь осмыслить, то ли услышал, максимально напрягаю мозги. Какого хрена он мертв, почему? Неужели кто-то из местных, или хищники?

— Как? — спросил я. — Как такое могло произойти?

— Не знаю, — видя мои эмоции, почему-то успокоилась воительница. — О трупе на собрании племён сказали Чав-Чав.

Это то племя собак? Они ведь не могли его убить? Конечно же не могли, в мире с таким жутким перекосом соотношения полов точно не могли. Так ведь…

— Какой кошмар, — держась за голову, понимая, что человека, с которым ещё недавно говорил, пил, которому, как и мне, ещё жить и жить… его нет, просто исчез, как мама.

— Кошмар? — показала звериный оскал кошка, — Это ещё не кошмар. Он начнётся тогда, когда эти псины узнают о вас, о тебе и твоём отце. — Начинает давить баба-гром. — Если они о вас прознают, все ваши женщины умрут, а тебя и отца заберут, посадят в яму и будут выпускать из неё только тогда, когда наступит цветение. Вот тогда для вас начнётся кошмар!

Говорила кошка эмоционально, на повышенных тонах, и по глазам её безумным, по реакции других стражниц в шатре причин ей не верить гораздо меньше, чем наоборот. Да и факты, доказательства где? С сомнениями, почему и как, я падаю на кровать. Мало смерти Макса, так ещё и теперь эти жестокие зверособаки. Неужели они и вправду так жестоко обходятся со своими мужчинами? Хотя, своими — мы точно не являемся, а Чав-Чав, по факту, целое государство сколотили, объединили и подчинили много рас и зверо-типов. Значит, как и в нацистской Германии, подобное отношение к тем, кого ты покорил, вполне могло иметь место быть. Плохо…

Посидев немного в тишине, поглядев на эмоции кошки, на то, как она ждёт от меня других реакций, спрашиваю:

— И зачем ты мне это сказала? Мне жаль Макса, нужно его похоронить, вот только не думаю, что только это причина твоего визита.

— Так и есть, — говорит воительница. — Передай своим самкам, чтобы и не смели соваться в лес. Их место — белый песок и тени от ближайших пальм, не дальше. Иначе смерть.

О как… Так значит, хозяева кошек видимо не в курсе о нас, серьезно? Картинка в мозгу постепенно начинает складываться. С трёпом кошки, её внезапно неоткуда взявшейся заботой о моих девочках, я начинаю догонять. Их мужиков украли, лишили возможности нормально плодиться, и через старого оставшегося деда, по факту, держат популяцию на каком-то определённом уровне. Иными словами, те бабы, что в Чав-Чав, используют чужих мужчин как способ демографически контролировать подчинённые племена. Если бабам не с кем трахаться, значит, и размножаться, становясь сильнее, они не смогут. В то же время, как Чав-Чав, или как их там, только и делают, что трахаются, плодятся, растят детей, набирая в числе и силе. Вот оно что, вот где собака зарыта.

— Сохранив меня и батю, вы хотите поднять численность, наплодить детишек и через лет двадцать попытаться отбить своих мужчин? — спрашиваю напрямую я. — А не долговато? Наверняка, хоть раз за это время их разведчики нагрянут в поселение, обнаружат чужеземцев и нас. Что тогда?

— Мне не нужно двадцать лет, — рычит кошка. Разговор пошёл не по её сценарию, — Мне нужно пять.

— Что… почему так мало? Хочешь воевать детьми?

— Я не ребёнок! — рычит на меня здоровячка. Совсем ебнулась, или кокосом по своей макушке получила? Я ж не про неё. Так, кажется у нас проблемы с летоисчислениями.

— В смысле пять? А что там, выборы какие-то в племени, или как? Вы же не вырастите за пять лет…

— Вырастим, — взяв меня за шиворот, рухнула вместе со мной в кровать воительница.

— Пять лет достаточно, или ты думаешь, кто-то вроде меня слишком молод что бы дать Чав-Чав бой?!

Нихуя не понимаю! Эта идиотка считать не умеет? Ещё и шипит, зубы показывает, ебать, да она бесшанная, походу.

— Ладно-ладно, отпусти только… и это, скажи, а тебе самой сколько лет?

Кошка клацнула зубами в недовольстве.

— Тридцать два сезона!

— А лет? — То ли я тупой, то ли лыжи не едут, ну не понимаю я!

— Ты оглох, Агтулх? Я же сказала, тридцать два! — начинает беситься и рычать бестия. Ситуация накалялась, пора давать заднюю, успокаивать её и прощаться.

— Понял-понял, только не кричи, ты просто так молодо выглядишь, я думал старше…

Кошка успокоилась, хвост её, что до этого стоял торчком и распушился щеткой, удовлетворённо завилял, сгладился.

— А тебе сколько? — Всё так же, лежа на мне, спрашивает воительница.

— Двадцать… двадцать два лета, — улыбнувшись вру.

— М-м-м, так самцы людей долгожители. Понятно, я тоже думала, ты младше, гораздо. И почему вы говорите «лето»? Что у вас за слова странные, как можно мерять тем что бесконечно: не самки, а женщины, не сезоны, а лета, не… м, ладно. Я отвлеклась. — Встаёт с меня баба, позволяя и мне прийти в вертикальное положение. — В общем, самец, я строго тебе наказываю, следи за своими самками и ищи среди Кетти ту, на которую снизойдёт твоё благословление… кхм, проклятье. Я буду присылать к тебе с каждым восходом новых Кетти, а ты смотри и говори о цветении, это важно! Для всех Кетти жизненно важно.