— Ничего, Олег Александрович…- на глазах княгини Строгановой или кто-там она есть, начали набухать прозрачные слезы.

В это время в дверь кабинета тихонько постучали, а через пару секунд, достаточных, чтобы соблюсти приличия, из-за створки двери показалась головка Гюлер.

— Заходи, дорогая. — я кивнул головой. Конфиденциальность конфиденциальностью, но вопрос образовался очень серьезный, касающийся нас обоих.

Жена без тени смущения прошла к столу, уселась на подлокотник моего кресла, сердито зыркнула на Ванду черными глазами и приставила к столу, пахнущее сгоревшим порохом, ружье.

Я подвинул к Гюлер газету и ткнул пальцем в касающуюся Ванды заметку. Степнячка внимательно прочитала газетную заметку, внимательно осмотрела замершую Ванду, после чего бесцеремонно спросила:

— Ребенок от кого?

— Какой ребенок? — опешила Ухтомская.

— Ребенок…- тоненький пальчик уперся в живот нашей гостьи: — Ты не знала?

— Я уже две недели прячусь, как заяц…- лицо Ванды исказилось в некрасивой гримасе, и она захлюпала носом: — Я думала, что это от волнения…

— Ну что-ты, что-ты… — Гюлер подскочила с подлокотника и, с необычайной для нее нежностью, приобняла плачущую девушку, гладя ее по трясущимся от рыданий, плечам: — Все будет хорошо, здесь тебя никто не обидит…

— Кстати, насчет не обидит… — честно говоря, мне не хотелось слушать, берущие за душу, рыдания моего бывшего министра пропаганды: — Ванда Гамаюновна, не то, чтобы я не верил, но если люди спросят — у вас есть документы, подтверждающие ваш высокий статус?

Ванда справилась с рыданиями, отерла лицо от слез и попросила позвать в кабинет ее личного слугу…

Не скажу, чтобы я прямо так и доверял этой непонятной девице, но появившийся на пороге парень, одетый в крестьянскую, сильно ношенную одежду, с простоватым лицом, что внес на вытянутых руках нечто, завернутое с серую от грязи, наволочку, на наемного убийцу с бомбой совсем не походил.

Парень поставил свою ношу на стол и, неуклюже кланяясь, попятился к двери, а Ванда откинула ткань и начала ковыряться в замке маленьким ключиком, висящим на шнурке на девичьей шейке.

Замок щелкнул, после чего девушка провела ладонью над металлическими петлями небольшого сундучка, по которым пробежали фиолетовые огоньки, очевидно снимались защитные заклятия, после чего крышка откинулась. В верхнем отделении лежало несколько столбиков, очевидно, с монетами, в холщовых мешочках и пухлая пачка имперских ассигнаций, а из нижнего отделения было извлечено несколько бумаг, которые легли передо мной.

Не знаю, что за прелести скрывались за пышными оборками черного платья и туго затянутого корсажа, но покойный князь Борис Миланович Строганов одарил свою избранницу (если, конечно, ее история правдива) истинно по-царски.

Первый документ был чем-то средним между свидетельством о браке и брачным договором моего прошлого мира, оформленный жрицами богини Лады в присутствии семи уважаемых свидетелей, кроме прочего включал в себе список отдарков от щедрого жениха. Вторым документом было завещание, в котором также содержался длинный список недвижимого имущества, включая городски, села, заводы и рудники, которые должны были отойти ребенку или детям князей Строгановых, если таковые родятся, ну и Ванде тоже кое-что отходило. После вдумчивого прочтения завещания становилось понятно, что князь Борис Миланович Строганов всех остальных родных и близких оставил без копейки, если в результате консумации брака у Ванды родиться дитя. Оба документа сияли магическими печатями, а молодая была указано с перечислением всех ее фамилий, начиная с Ухтомской, что делало невозможным вольное толкование личности наследницы.

— Поздравляю, ваша светлость…- подтолкнул я документы в сторону наследницы, не выглядевшей счастливой.

— Я любила Борю! — почти искренне пролепетала Строганова, на что я лицемерно заявил, что уверен, что ее муж в Нави радуется за неё.

Чтобы не сводить дальнейшее общение к слезам по «любимому Боре», я поставил вопрос ребром:

— Ваша светлость, так что привело вас в наш скромный дом? Чем мы можем вам помочь?

Внезапно пришедшие к какой-то близости девки (хотя еще вчера терпеть друг друга не могли) многозначительно переглянулись, после чего Гюлер пожала плечами и заявила:

— В принципе, я не против…

— Дорогая, ты о чем?

— Олег, идеальным для нас было бы, чтобы ты женился на Ванде, но…

Кофе брызнул у меня из носа и заляпал весь стол, хорошо, что документы от себя я отодвинул… Они конечно магически усилены и их не так просто испортить, но было бы неудобно…

Пока меня стучали по спине, пока убирали брызги кофе, я кое как продышался и пришел в себя.

— Ты, о чем, вообще, говоришь?

— Я сказала, что идеальным вариантом для нас было бы, чтобы ты женился на Ванде, но, к сожалению, двухлетний срок траура по любимому мужу… Вас просто не поймут и не примут в обществе…

А через два года что? Примут?

— Дорогая, а ты не забыла, что я уже женат? — я ничего не понимал: — Причем, по совпадению, на тебе?

— А ты что, тайный христианин? — в свою очередь удивилась моя жена.

— Да причем тут это? — разозлился я: — Ты сорок минут назад под окошком моим стреляла. Ты думаешь, я не понял твоих намеков? И тут такое изменение настроения? Ты сама не беременна? Гормоны играют?

— Я не знаю, что такое гормоны и с кем они играют… — отчеканила Гюлер: — Но я тебе обещала, после зимнего похода выносить и родить сына, а я своими словами не привыкла разбрасываться. А по поводу Ванды — ты что, так и собираешься годами гонять по степи нищих кочевников? Таким путем великую державу не создашь… Ты должен взять под свое покровительство Ванду с ее, нерождённым пока, сыном, восстановить ее права на все это…