И, после небольшой паузы.

— Это касается нас обоих.

Она повесила трубку с таким выражением лица, как будто только что подписала смертный приговор — но не себе.

Стало тихо.

Прошёл час. Чай в чашке остыл, а Натали — все стояла у окна.

И вот — заскрипели ступени. Сквозь мраморную тишину послышался звук тяжелых шагов.

Он вошёл в гостиную.

— Натали, — произнёс с теми же нотками презрения и обожания, что и всегда. — Ты зачем вызывала? У меня срочные дела.

Граф Аркадий Морозов.

Тот самый. С вечно расстёгнутым воротничком. С руками, которые умели держать и саблю, и грех за талию. С голосом, от которого в своё время краснели не только барышни, но и их гувернантки.

— Проходи, — сухо сказала Натали и указала на кресло.

Граф не понимал ее пафоса и настроения.

Аркадий опустился в кресло с видом человека, который готов выслушать обвинение — и оправдаться, желательно с сарказмом.

— Откуда они узнали? — прошипела она.

— Кто они? — притворился непонимающим Морозов.

— Весь свет! Вся мерзкая, сплетничающая, бестактная публика! Они знают!

— Что именно? — уточнил граф, вытянув ногу и скрестив руки на животе. Вид у него был задумчивый.

Он прищурился.

— Что мои дети… Что Александр и Анна — твои!

Он вздохнул. Нет, выдохнул. Глубоко. Как будто только что вынырнул из воды, в которую нырнул много лет назад.

— Я никому ничего не говорил, — сказал он тихо. — Ни одному мерзкому типу. Это ты, Натали. Ты.

— Я?! — она вскочила. Её платье взметнулось, как чёрное пламя. — Я два десятка лет тащу этот позор и молчу! Это ты, ты, ты сболтнул! Или твой… брат-идиот из Пензенской губернии! Или твоя очередная девка! Или ты сам — в неадекватном состоянии — на балу у княгини Грозневской!

— Никогда! — закричал он. — Я бы скорее отрезал себе язык!

— Так отрежь!

— Да с удовольствием, если ты первой отрежешь свой!

Они кричали.

Кричали, как два обиженных подростка, запертых в телах взрослых и грешных. Воздух дрожал. Шторы шевелились от напряжения. И вдруг…

— Мам! — вбежала Анна.

Натали обернулась. Аркадий замер. В руке у дочери был телефон. Глаза полны ужаса и презрения.

— Мама… — выдохнула она. — Всё… в Пугле…

— Где?

— Пугал… сеть… сеть! Там фотографии! Вы с ним… в отеле… на вокзале… на яхте!

— Яхты не было! — выкрикнул граф. — Это был катер!

— Молчите! — отрезала Анна. — И ты, и ты, мама! Всё там! Что папа нам не отец! Что Александр — твой сын, граф Аркадий Морозов, а я…

Она упала на диван. Телефон выскользнул из руки. На экране — коллаж из старых чёрно-белых снимков и заголовок: «Дети графини Гавриловой оказались бастардами!»

— Вы разрушили его карьеру, — прошептала она. — Александра не взяли в департамент. Его же теперь на пушечный выстрел к министерству не подпустят. А я — позор. Мне теперь ни один порядочный человек не сделает предложения. Только если в Швейцарии, и то — без гражданства.

Молчание. Давящее. Ужасное.

— Кто выложил это? — спросил Морозов тихо.

— Неизвестный профиль, — всхлипнула Анна. — Некто с именем V. S.

И в этот момент в прихожей раздался звонок. Старый, металлический, настырный. Телефон в холле.

Натали медленно пошла к трубке, будто шла на плаху.

Она подняла трубку.

— Да?

Пауза. Она бледнеет.

— Кто вы?..

Пауза.

— Что вы хотите?

Она замирает. Рука дрожит. Потом поворачивает голову к Аркадию и говорит.

— Он знает всё. Всё. И он хочет… чтобы ты встретился с ним. Сегодня. В полночь. У часов на кладбище Донского монастыря.

— Кто он? — спрашивает Морозов, вставая.

— Он сказал, что… скажет только при встречи.

— Натали, ты сегодня слишком возбуждена, остынь.

— Остынь?! Аркадий, это ты говоришь мне — матери твоих детей?!

— Пора, Натали! Научиться жить самостоятельно.

Она открывает рот, судорожно дышит, и не знает, что ему сказать.

— Ты говоришь это мне? Сейчас, когда вся правда выплыла наружу.

В особняке Морозовых весеннее солнце било в окна с такой яростью, будто и оно хотело услышать, как граф Аркадий Морозов, человек, на котором покоились старые династии и мрачные тайны, сообщаетлюбовнице — матери своих детей, что ей пора научиться решать проблемы самостоятельно.