Секретарь что-то ещё бормотала себе под нос, но мне на это было наплевать. Чёрт с ней. Уже и так понятно, что она за фрукт. Я её вспомнил. Тётка работала секретарем в ректорате. Видел её, когда вместе с Софией подавал документы в первый день. И таких людей я не любил. Заполучив в свои руки чуточку власти, они буквально надувались от чрезмерного чувства собственной важности.

За пару минут мы дошли до главного здания и зашли внутрь. Поднялись по лестнице на третий этаж из пяти, где и находился ректорат и, соответственно, кабинет самого ректора. А вот то, что рядом с ним я увидел знакомое лицо, меня насторожило.

— Привет, София, — помахал я ей, но мрачное выражение на её лице оказалось красноречивее любых слов.

Выждав, когда моя провожатая уйдёт, тихо спросил:

— Что происходит?

— Я хотела это у тебя спросить, — прошептала она в ответ. — Я сама не в курсе. Меня вызвали сюда и сказали ждать. Ректор хочет поговорить с нами обоими.

— То есть ты не знаешь, — сделал я вывод.

— А я что только что сказала? — вскинулась она, но сказать что-то ещё не успела.

Дверь в кабинет перед нами открылась, и наружу вышел мужчина в костюме. Немного за тридцать.

— Аркадий Ростиславович готов вас принять, — сообщил он и отошёл в сторону, пропуская нас внутрь.

Ну, сейчас узнаем, что там такого стряслось…

Ректор оказался человеком… любопытным, скажем так. Мужчина около пятидесяти. Высокий. Полноватый, но сшитый на заказ костюм прекрасно это скрывал. С уже начавшей лысеть головой и густой бородой на лице. На носу очки в оправе серебристого цвета. Одетый в темно-синий костюм, он сидел в кресле, когда мы с Софией вошли в кабинет, и не поднял голову от разложенных на столе бумаг, даже после того как дверь за нашими спинами закрылась.

— Присядьте, — произнёс он.

Ну а мы что? Мы заняли места в креслах перед его столом, пока он продолжал подписывать лежащие на столе бумаги.

— Итак, признаюсь, я нахожусь в некотором недоумении, София, — заговорил он спустя пару минут, поставив последнюю подпись и убрав бумаги в сторону.

— В недоумении, Аркадий Ростиславович? — осторожно уточнила у него Голотова.

— Да, дорогая моя, — не глядя на неё, отозвался ректор, складывая подписанные бумаги в папку и убирая её в дорогой кожаный портфель. — В нём самом, в недоумении.

— Могу ли я узнать причину? — всё тем же осторожным голосом спросил София.

— Можете, — кивнул ректор. — Более того, я считаю, что вы должны о ней узнать. Но, позвольте, я для начала задам вам вопрос. Что он тут делает?

На меня оказался направлен указательный палец с надетым на него тяжёлым золотым кольцом-печаткой с гербом университета.

— Я? — не удержался я.

— Да, молодой человек, — кивнул ректор. — Именно вы.

— Аркадий Ростиславович, Александр является моим помощником и ведёт дополнительный курс по адвокатской этике, — тут же пустилась в объяснения сидящая рядом со мной женщина, но тут же оказалась прервана поднятой ладонью.

— София, ну как же так? — удивился ректор, и в его голосе прозвучало искренне непонимание пополам с раздражением. — Подскажи мне, как так вышло, что преподаватель у наших студентов едва ли не младше их самих? Разве ты не видишь тут некоторого противоречия?

Голотова бросила на меня короткий взгляд, буквально глазами прокричав «молчи и не встревай».

— Аркадий Ростиславович, при всём уважении, но устав университета даёт свободу его преподавателям в подборе личных помощников. Точно так же, как дает возможность привлекать людей для дополнительных и консультативных занятий со стороны и…

— Устав университета, София, подразумевает, что эти самые помощники и сторонние консультанты имеют соответствующий опыт и юридическую практику, — мягко прервал её он. — А что мы видим здесь?

Его ладонь указала на меня.

— Молодой человек, не имеющий ни образования, ни практики, ни опыта работы…

— Прошу прощения, но опыт у меня все-таки есть, — уже устав сидеть молчаливой статуей, встрял я в разговор.

— Прошу прощения, не сочтите меня предвзятым, но считать ваши несчастные три месяца до увольнения из «Л Р» я не стану. Да, я не стану спорить, что мне крайне любопытно, как вы смогли туда попасть, так ещё и показать некоторые, скажем так, результаты… но неужели вы считаете, что этого достаточно, чтобы преподавать в моём учебном заведении, молодой человек? Так, будто бы этого мало, я узнаю, что посетивший нас Его Высочество князь Меньшиков лично присутствовал на ваших так называемых занятиях. И это, заметьте, я опускаю факт наличия жалоб на вас со стороны ваших студентов. Может быть, объясните мне, как так получается, что не проходит и недели, как в ректорат на вас начинают поступать жалобы…

— Что я могу поделать, — развёл я руками. — Розовые очки всегда бьются стеклами внутрь.

— Простите? — не понял он меня. — Мне сейчас послышалось?

Открыв ящик стола, ректор достал лист и зачитал написанный на нём текст. Как оказалось, текст весьма знакомый. Я уже слышал его, только из уст Софии.

— Александр Рахманов позволял себе недопустимую резкость и грубость в обращении со студентами. Его комментарии нередко переходили границы профессиональной этики, личные границы и звучали унизительно. В аудитории регулярно ощущалась напряжённая атмосфера, вызванная его снисходительным и пренебрежительным тоном… — Ректор отложил лист на стол. — Я не буду зачитывать целиком. Нет смысла. Уверен, что Голотова непременно ознакомила вас с содержанием этой и других жалоб, что поступили на ваше имя.