Я прошёл в зал суда вслед за Скворцовым и его истцами. Но, в отличие от отца, Марины, не направился к столу, что предназначался для адвоката, а занял место в одном из кресел за небольшим ограждением, что находилось за его спиной. Всё-таки я не являлся его официальным помощником и вообще никак не участвовал в этом деле, поэтому сидеть там мне не полагалось.

Так что сегодня моё место на скамье для зрителей. Ну и ладно. Моя задача — выждать время, получить сообщение от Волкова и только потом уже действовать. А до тех пор вся наша оборона ляжет на плечи Скворцова. Как я и сказал, его задача сейчас — тянуть время.

Время — это то, что нам сейчас критически необходимо.

После того как все предваряющие начало заседания этапы и процедуры наконец были пройдены, а секретарь суда проверил явку и имеющиеся полномочия сторон, судья обратился к присутствующим.

— Уважаемые стороны, — проговорил пожилого вида мужчина в чёрной мантии, сидящий за широкой судейской кафедрой, — заседание объявляется открытым. Была ли достигнута какая-либо договорённость до его начала?

— Нет, ваша честь, — уверенно проговорил Скворцов.

— Аналогично, ваша честь, — куда более спокойно и даже как-то предвкушающе произнесла Елизавета и бросила короткую, но очень неприятную улыбку в сторону своего противника.

— Что же, раз так, думаю, мы можем начать, — сказал судья. — Слушается гражданское дело по иску группы пострадавших против его сиятельства Харитонова Егора Вячеславовича. Прошу стороны представить свои позиции. Первым слово предоставляется истцам и их представителю.

— Благодарю, ваша честь, — вежливо склонил голову Скворцов, поднявшись на ноги. — Итак, я хотел бы сказать, что…

Я огляделся по сторонам. Рядом со Скворцовым сидел один из пострадавших, взявший на себя роль ведущего представителя по групповому иску. Остальные же истцы расположились в креслах слева от меня, прямо за спиной отца Марины.

И их эмоции мне абсолютно не нравились. Страх. Неуверенность. Нервозность. Многие то и дело бросали тяжёлые взгляды в сторону Скворцова, после чего поворачивали головы и находили глазами абсолютно спокойных и даже в каком-то смысле легкомысленных Голицыну и Харитонова. Видно, угрозы Елизаветы всё же оказали на них влияние.

Чуть повернув голову, я нашёл взглядом и других, не менее интересных лиц.

Харитоновы тоже были тут. Одного из них я даже знал. Высокий парень лет двадцати пяти. Видел его на приёме у Распутиных. Мы тогда с ним пересеклись взглядами, и что-то он мне не понравился. Как, впрочем, и я ему.

Как и в прошлый раз, его эмоции прочитать я не смог, что намекало на очевидный факт наличия Реликвии. Рядом с ним в кресле сидел мужчина, который, судя по всему, являлся его отцом. Очень похожий как на него, так и на сидящего рядом с Голицыной Егора, только старше. На вид лет сорок пять или пятьдесят, но это впечатление могло быть и обманчиво.

Строгое лицо с острыми, будто рубленными топором чертами. По-военному короткая стрижка и идеально выбритое лицо. Мужик сидел с настолько идеально прямой спиной, что его позвоночник, должно быть, можно было использовать в качестве правила для проверки прямых линий. Даже то, как он носил свой костюм, выдавало в нём военного человека. В своей прошлой жизни я пару раз встречал таких людей. Они даже обычный деловой костюм носили так, будто это был военный мундир.

Но привлекло моё внимание не это. Точнее, не только это. Куда любопытнее был его взгляд, которым он смотрел на своего младшего сына, что сейчас вальяжно развалился в кресле слева от своего адвоката. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Что это? Недовольство сыном? Или проблемами, которые тот создавал? Интересно, но не думаю, что ответ на это я узнаю.

Да и это сейчас меня волновало не так сильно. Другое дело, что Скворцов продолжал говорить.

— … боремся за справедливость для людей, чьи жизни были разрушены в результате этой ужасной аварии. Ваша честь, наши клиенты — это люди, которые потеряли здоровье. Люди, которые лишились своего отца и супруга. Для всех них это стало той точкой, которая трагически изменила их жизнь! И причиной этой трагедии стал преступный поступок Егора Харитонова! Что бы ни пыталась доказать защита, он управлял автомобилем в состоянии явного алкогольного опьянения, превысил скорость и не справился с управлением, чем и создал эту ситуацию.

Скворцов повернулся в сторону Харитонова и смерил его таким взглядом, каким смотрят на размазанное по асфальту дерьмо.

— Ваша честь, мы требуем справедливого взыскания компенсации для моих клиентов. Возмещения физического и морального ущерба!

Голос Владимира был резок и твёрд, будто сталь. Сразу видно, мужик привык выступать в суде. Даже забавно, если вспомнить, как сама Марина бегала от подобных выступлений, сваливая свою работу на других.

К сожалению, подобная проникновенная речь могла бы сработать где угодно, но только не здесь. Если верить эмоциям судьи, то ему было абсолютно наплевать на слова Скворцова. Даже более того. Если я хоть что-то понимал в человеческих эмоциях, то его чувства весьма явно говорили о том, что он сейчас думает о чём угодно, только не о происходящем в зале. Как если бы единственным вопросом, который его заботил, был: «что сегодня на ужин?». Вот настолько ему было наплевать.