Шрифт:
– Почему? – спросила я, окончательно перестав понимать, что происходит.
– Вот и я спрашиваю! Это несправедливо! Просто несправедливо! Конечно, мы все, в первую очередь, должны служить музам. Но деньги! Сейчас они у всех становятся на первое место. Эта тенденция приведет к падению культуры и нравственности! Уже приводит. Я пытаюсь привить людям высокий вкус, но… приходится ставить вот это! – Юранс потряс сценарием. – Я вынужден! И это причиняет мне безумную боль!
– Зачем так себя мучить? – поинтересовалась я. – Смените сферу деятельности. Займитесь чем-то другим. Станьте юристом, учителем, врачом, дипломатом, или еще кем-то. Может быть, режиссура просто не ваше призвание?
– Да как вы смеете?! – заверещал Юранс. – Как у вас язык повернулся мне предлагать это!
– А что такого я сказала?
– Мы, – владелец театра повел рукой, показывая на собравшихся вокруг нас актеров, – поклялись служить музам! А вы предлагаете измену! Предлагаете предать дело всей моей жизни!
Юранс сложил на лице пафосное выражение и встал в горделивую позу.
– Так станьте писателем или художником, – пожала плечами я, – Тогда никакой измены мужу… простите, музе не будет.
– Вы издеваетесь! Нет, это невозможно! Невозможно с ней работать! – режиссер патетично взмахнул руками. – Я так и скажу графу дье Омри!
Юранс явно хотел уйти, но я остановила его вопросом:
– А какое отношение к этому имеет граф?
– Какое отношение?! – переспросил режиссер, внимательно вглядевшись в мое лицо. – Шон дье Омри согласился стать спонсором театра, только если я буду ставить пьесу про Аладина, и если вы оцените ее положительно! Это возмутительно!
– Совершенно согласна! – подскочила я. – Какое нахальство!
– Что? – растерялся Юранс. – Так вы не…
– Не знала об этом! Поверьте, только что услышала от вас. И теперь очень хочу поговорить с графом.
Последняя фраза прозвучала с явной угрозой.
– Но зачем тогда он придумал это условие?
– Есть у меня одно предположение… – протянула я, вспомнив о статье в газете.
Это он так отомстить мне вздумал! Вот нахал!
– Леди Илаида сама придумала историю про лампу, поэтому граф решил, что будет правильно, если вы вместе поставите пьесу, – вмешался в наш разговор Аруан. – Вы же сами сказали, что такого еще никто не видел! Спектакль принесет нам славу! Возродит театр. Будет правильно, если леди Илаида посмотрит и выскажет свое мнение. Возможно, мы придумаем, как сделать нашу пьесу лучше!
– Так это ты привел ее! – сообразил Юранс.
– Да я! И с удовольствием послушаю, что скажет леди, – Аруан развернулся ко мне и спросил: – Вам ведь понравилось?
И такой надеждой горели его глаза, что я не могла ответить отрицательно.
– В целом, понравилось. Конечно, я видела не все, только конец. Сцена, когда регент узнает в Аладдине сына своего покойного друга, очень эмоциональная получилось. И финальная песня неплоха, хотя над музыкой хорошо бы еще поработать. Она должна звучать весело и задорно, а не медленно и протяжно. Кстати, сражение с Джафаром можно сделать более зрелищным, есть же иллюзионист.
– Это театр, а не балаганное представление! – недовольно заметил Юранс.
– Тем не менее, именно подобные вещи привлекают публику. За это готовы платить, а вам надо возродить столичный театр. Как говорится: «Хлеба и зрелищ!».
– Именно этого я хотел избежать. Все ради прибыли. Это неправильно! Просто неправильно! Мы должны прививать высокий вкус, просвещать молодежь!
– А кто вам мешает просвещать так, чтобы это было интересно? Например, добавить какие-то фразы из ваших любимых трагедий в реплики героев. Или сделать еще какие-то намеки, в предметах, в одежде персонажей. Глядишь, кто-то из молодежи заинтересуется, захочет узнать поподробней, что за трагедия. Мало того, серьезные ценители искусства увидят в вашей постановке два слоя: первый для широкой публики, второй – для избранных.
Я еще что-то говорила, но глаза Юранса уже загорелись. Кажется, он понял, чем можно впечатлить театралов. Незаметно мы проговорили еще почти час. Спорили, вносили предложения, совещались, привлекли Аруана и других актеров.
Как только Юранс перестал строить из себя обиженного идиота, дело пошло на лад.
Поскольку сегодня вечером шел показ пьесы о ловеласе и красавице, и актерам нужно было готовиться к представлению, пришлось покинуть сцену и переместиться в кабинет владельца.
Тут разговор зашел о спектаклях для детей.
– Это замечательная возможность заработать деньги, – настаивала я.
– Здесь? О, нет! Невозможно! Просто невозможно! Один или даже два ребенка могут вести себя тихо, но, если их собирается больше, это катастрофа. Они разнесут мой театр в щепки! Представьте, что случится, если выкупят все билеты? Триста детей! Они порвут обивку у кресел, разобьют бра в зале, испачкают шторы, пол и даже потолки! Нет, это невозможно! Решительно невозможно!