Меня всего передёрнуло от этого «хозяина», левая рука до треска сжала посох, пальцы правой руки сомкнулись в кулак и ногти впились в кожу. Я несколько секунд боролся с отвращением, прежде чем погасил эмоции. Стоявшая недалеко гувернантка испуганно таращилась на меня.

— В следующие дни отучить её называть меня хозяином, — сказал я женщине.

— Прошу меня простить, господин. Но, это… этот троптос… эта девочка — это же ваш раб. Я прошу меня простить, но только вы можете приказать вашему рабу обращаться к вам по-особому.

— Когда будете говорить обо мне, используйте хотя бы господин, но не хозяин.

— Мы не говорили о вас, господин. Все наши занятия касались окружающих предметов, — женщина рукой показала в сторону стола, где девочка уже стояла около стула и смотрела на меня. — О слове скучать она узнала сама. Вчера спросила про хорошо вдвоём и плохо одной. Я предположила.

— Мелкое наказание моей скверной жизни, — пробубнил я себе под нос. — Что с её обучением?

— Как могли заметить, господин, она очень быстро схватывает слова. Для пятилетнего возраста у неё достойные способности.

— Ей десять лет.

Женщина удивлённо посмотрела на девочку, перевела взгляд на меня. Я медленно кивнул в подтверждение своих слов.

— Я пересмотрю график занятий. Для десятилетнего возраста у неё слишком скудный набор слов. И… — женщина замялась, подбирая слова. — Вы в курсе, что она не умеет пользоваться туалетом?

— Она… — я пальцем показал на девочку и покрутил им, как бы намекая на всякое.

— Совершенно верно. Два дня назад. До этого лишь… мочила стенки ведра. Я обучила её пользоваться туалетными платками.

На мой вопрос о молоке женщина пояснила, что начали отпаивать девочку в день моего отъезда. Получилось найти семь женщин, готовых ежедневно делиться грудным молоком. Я поблагодарил гувернантку за обучение девочки и просил следующие дни сконцентрироваться на разных словах, чтобы та запомнила их как можно больше.

Моё предположение оказалось верным. У миносов нижняя часть тела и голова от животного, а верхняя часть тела от человека, и самки миносов кормят детёнышей грудью человеческой части. Не знаю, что именно заставило организм девочки работать как полагается, именно грудное молоко, или его смесь с животным — но и узнавать не собираюсь.

Я высказал гувернантке свою просьбу. Та пообещала, что уже к ужину в нашей комнате сколотят небольшой подиум с вертикальной перекладиной. Я измерю рост девочки, поставив засечку на деревяшке, а перед отъездом измерю ещё раз.

В обеденный зал зашли три длинноухих в зелёном, синем и красном балахонах. Та же самая троица, тоже беспристрастное выражение на лицах. Мы расселись за стол.

— Как прошли эти дни? Вы довольны вашими успехами? — спросил Лутарикий, как и прежде сидя между двумя другими длинноухими. И, как и прежде, говоря будто специально натянутым фальцетом.

— Более чем, — я усмехнулся, вспомнив, как несколько раз чуть не распрощался со своей головой. — Я не совсем понимаю ценность ваших садов для вашей же расы, но, надеюсь, никого не обижу словами, что это сад скверны просто идеальный тренировочный полигон.

— В другом месте и при других глазах ваши слова сочли бы богохульством, — ответил Лутарикий, показав ладонями на своих приятелей. — Но мы понимаем, что вам нужно подготовиться к походу. Из которого вы хотите вернуться.

— Я не только хочу из него вернуться, но, может быть, когда-нибудь получить некоторые ответы.

— О чём именно? Может быть, вы можете получить их сейчас.

— Почему некоторая нежить необычно сильна? Кем при жизни были те воины? И насколько была «возвышена их душа»? — спросил я, под «возвышенной душой» подразумевая «уровень» нежити при жизни.

— Возможно, когда-нибудь вы это узнаете, — услужливо улыбнулся Лутарикий.

Принесли лёгкие закуски, свёрнутые в трубочку маринованные виноградные листы с паштетом. Девочку обучали пользоваться столовыми приборами, но её рулетики отказывались насаживаться на вилку: она тыкала их, и только поднимала вилку, как те падали обратно. На шестую попытку я выругался про себя, отобрал у малышки вилку и покормил с руки. Та сначала не поняла происходящего, но после второго рулетика ей так понравилось, что даже когда принесли суп — она несколько секунд сидела с открытым ртом в тщетном ожидании кормёжки.

Мы с эльфами продолжили разговор, но уже на отстранённые темы. Они поделились городскими слухами о пропажах белья с сушильных верёвок, притом средь бела дня и прилюдно, и никто воришку так и не поймал. Это могли быть беспризорники, ворующие всякое для себя или продающие за жалкий медяк — но я в это не верил, как и эльфы. Они сказали, что не удивятся, если в районе бедняков обнаружат собачье логово с натасканными туда простынями.

После супа принесли жаркое, после было лёгкое сладкое вино с орехово-фруктовым десертом. Девочке вместо вина принесли медового чая. Она хоть и ела всё время самостоятельно, не считая рулетиков, и молчала — но постоянно украдкой поглядывала на меня, то ли любознательно, то ли с какой-то детской игривостью. Я бы мог подивиться такой разнице, ведь ещё месяц назад девочка походила на мясную куклу — но об этом думать совершенно не хотелось. Я всё ещё не мог понять, зачем она мне, и что с ней делать.