Кот вел себя слишком осмысленно для обычного животного. А если добавить еще «тетушку Марию», чтоб ей провалиться, и лесной домик, то картинка рисуется прямо сказочная. Архетипичная, можно сказать. Избушка, ведьма, ведьмовской кот… Не вписывается, что кот явно играл против тетки, но мало ли, может, он просто настаивал, чтобы Стаса не испекли, а переработали на кошачьи консервы. Требовал свою долю!

— Ну и кто же меня оттуда забрал? — пробормотал Стас, морщась от вернувшейся головной боли. — Интересно, «тетушку Марию» эти люди грохнули или взяли живой? А может, вообще договорились с ней по-хорошему? И они что сделают со мной?

Несмотря на лето за окном, в камере было холодно, как в подвале, а в углу скреблись и пищали мыши. Организм явно намекал, что ведром следует воспользоваться по назначению, и Стас брезгливо покосился на местный биотуалет. Хорошо хоть одежда на нем осталась, как и обувь, а то сидеть в камере голышом было бы совсем не радостно! Зато сумки ожидаемо не обнаружилось.

Версию насчет очень реалистичного сна он давно отмел как несостоятельную, и приходилось признать, что авторы многочисленных романов про попаданцев, которые Стас всегда считал формой эскапизма, все-таки были правы — попасть в другой мир можно буквально на ровном месте! Даже умирать для этого не обязательно, потому что вот оно — его родное тело, уже изрядно грязное, голодное и зудящее от пота. А вдруг в этом матрасе еще и блохи есть?!

Усилием воли подавив желание немедленно расчесать все места, до которых только дотянется, Стас опять глубоко вдохнул и попытался привычно разложить ситуацию на плюсы и минусы. Он жив — это безусловный и самый увесистый плюс!

А еще он попал в цивилизацию, не к питекантропам каким-нибудь. Архитектура условно европейская, судя по одежде, посуде и предметам обихода, века явно не средние. Вдобавок, «тетушка Мария» угощала его яблочным пирогом с корицей, а пряности — штука дорогая, в свободный обиход попавшая не сразу.

Но вот плюсом или минусом считать то, что притащили его явно к местным властям, непонятно только, светским или церковным? Вот вытащат из камеры, рассмотрят непривычный вид и наверняка зададутся вопросом, откуда Стас взялся — такой весь красивый, умный и нифига не понятный в историческом ракурсе?

Главное, он ведь даже на допросе солгать убедительно не сможет! Ни перекреститься по-местному, или что у них тут делать положено, ни объяснить, кто он и откуда взялся в лесу! Случайно заблудился и попал к местной Бабе Яге в Иванушки? А ехал ты, мил-человек, откуда? Где твой конь или прочий транспорт, где кошелек с нормальными деньгами, подорожная и личные документы, да элементарно оружие, без которого пускаться в дорогу по глухим местам — верх тупости?

Нет, ни одна легенда, которую он способен изобрести, не выдержит не то что проверки, а даже пристального взгляда ни отцов-инквизиторов, ни светских властей. А значит, врать бесполезно. Напротив, если убедить суровых спасителей, что он говорит чистую правду, возможно, его отправят дальше по инстанциям, а там уж как повезет! Чем больше людей, имеющих власть, о нем узнает, тем выше шансы, что его делом заинтересуется кто-то умный, образованный и практичный. А с такими людьми проще договориться, чем с фанатиками или тупицами…

«Только бы у них допросы проводились без пыток, — подумал Стас, и по спине пополз непрошеный холодок. — Я же все равно ничего, кроме правды, сказать не смогу. А потом либо сразу признаюсь во всем, чего потребуют, либо буду твердить одно и то же, но… надолго ли меня хватит? Холера ясна, ситуация-то какая мерзкая! Даже если вдруг получится сбежать, затеряться чужак без денег и знания местных реалий может лишь в авантюрных романах, которые не про логику…»

Выпив примерно полстакана воды, чтобы хоть немного заглушить голод, растянувшись на матрасе и в который раз перебирая одни и те же мысли, он все-таки уснул — точнее, провалился в дремоту, постоянно вздрагивая то от мышиного писка, то еще от каких-то звуков. Но стоило погрузиться в сон поглубже, как за окном его тюрьмы зычно заорали:

— Эй, Фриц, наноси воды в бочку и беги в трактир за ужином!

— Почему я?! — недовольно откликнулся предполагаемый Фриц. — Вчера я, позавчера я, пусть кто другой носит!

— Потому что я тут капрал, и я тебе приказываю! — рявкнул первый голос. — Бегом пошел, свинская собака, а то будешь всю неделю дежурить!

«Беспроигрышные аргументы, — вздохнул Стас, ворочаясь на комковатом матрасе и понимая, что сон закончился. — Фриц, да? Получается, это аналог не просто Европы, а Германии? Тогда возможен любой разброс от германских княжеств до Австро-Венгерской империи. Интересно все-таки, почему я так хорошо понимаю язык? Нет, конечно, немецкий у меня на уровне получше, чем „со словарем“, спасибо детству в обществе бабушки и Отто Генриховича, но уж будем честны, понимаю я современную литературную версию, да и то с пятого на десятое, а сам могу составить только простейшие предложения! Зато если представить, что мне нужно поговорить с этим Фрицем или с тем капралом, что на него орал, никаких затруднений не ощущается. Выскажусь как угодно, хоть высоким штилем, хоть молодежным жаргоном, и уверен, что меня поймут. Да и с „тетушкой Марией“ я свободно болтал! Бонус для попаданца? Ну, хоть в этом повезло. Или нет… Зависит от того, как у них тут относятся к дурачкам, языка не знающим. А может, прикинуться, что у меня амнезия? Нет, спалюсь же…»

Он снова заворочался, пытаясь устроиться поудобнее, и тут дверь камеры отворилась. Ввалились два усача, здоровенные, широкоплечие, одетые в мешковатые штаны и заправленные в них рубахи, зато с обнаженными саблями, ножны от которых висели на широких кожаных поясах. От вида холодного блестящего металла Стаса мгновенно окатило страхом, но усачи только зыркнули на него из-под нахмуренных бровей, и один из них свободной рукой указал на открытую дверь.

«Вот и вызов на допрос…» В животе опять неприятно потянуло. Поднявшись с матраса, Стас растер лицо ладонями, остро жалея, что не может хотя бы умыться и причесаться. И пить опять хочется…