Шрифт:
Это было очень интересно. Шуяо, выходит, находились в рабстве у западных людей, но потом подняли восстание. Если у каждого кривозубого селянина было по четыре раба, то несложно представить, сколько было рабов всего по континенту…
— Они восстали, я правильно понимаю? — уточнил я.
— Да, восстали, — кивнул старик. — Но их утопили в крови — в первый раз. Дед рассказывал, что пришлось пустить под нож троих рабов — положено стало иметь только одного.
— Хм… — задумчиво хмыкнул я. — А давно байгуи живут в Сиде?
— Очень давно! — ответил Немед. — Но я не знаю, насколько давно — это к друидам надо идти и их мучить расспросами.
— Приготовься раскошелиться, — предупредил меня Планшерель.
— Эх… — вздохнул я. — И где искать этих друидов?
— Фонтанную площадь знаешь? — спросил кузнец. — Через Траурную арку проходишь, минуешь четыре лавки и налево сворачиваешь. Там сразу увидишь мраморный дворец — это и есть храм друидов.
— Хм… — хмыкнул я, запоминая маршрут. — Ладно, пойду я тогда. Вот, выпейте за мой счёт, в знак благодарности за сведения.
Кладу на стол два серебряных ляна.
— О-о-о! — заулыбался Немед. — Премного благодарен! Ещё свидимся, Витали!
— Обязательно, — улыбнулся я ему.
— План, мне местную водку! — уже забыл о моём существовании старик.
— Тебе нельзя, — покачал головой мастер-кузнец.
— С-с-сынок, блядь… — посмотрел на него Немед.
Покидаю таверну и двигаюсь в сторону фонтанной площади.
Я выделяюсь даже на фоне местных байгуев, которые существенно выше обычных жителей Поднебесной. Они пялятся на меня, потому что смотрюсь я диковинно — ношу изорванный халат, соломенную шляпу, коричневые кожаные штаны и высокие сапоги чёрного цвета.
Коричневые кожаные штаны — это мой личный прикол, основанный на длиннобородом анекдоте о капитане пиратов, который перед боем надевал красную рубаху, чтобы, в случае ранения, экипаж не видел его кровь, что должно было держать боевой дух высоким. И когда корабль догнал десяток испанских галеонов, капитан потребовал принести его коричневые штаны…
«Вот и фонтанчики», — увидел я искомую площадь.
Женщины, традиционно одетые очень строго, набирали воду — фонтаны тут не декоративная шняга, построенная мэром на деньги из федерального бюджета, а функциональная вещь.
— Эй, красавчик… — схватила меня за руку какая-то женщина.
— Чего тебе? — спросил я.
— Не хочешь поразвлечься? — задала она ожидаемый мною вопрос. — Всего один серебряный лян.
— Нет, спасибо, — покачал я головой и пошёл дальше.
Блядство, разврат и наркотики…
Сложно их винить — способов заработка для женщин практически нет, а жить на что-то надо.
Наконец, четыре лавки спустя, сворачиваю налево и вижу мраморный дворец с цветущим садом перед ним. В саду работают женщины и мужчины, одетые в белоснежные тоги и носящие на головах лавровые венки.
Прохожу в храм и понимаю, что застиг друидов за ритуалом. В настоящий момент они полосовали бедную овечку, лежащую на окровавленном камне, короткими серпообразными ножами.
Овца умирала медленно и мучительно, а друиды, которые, кстати, были совсем без одежды, обмазывались её кровью и речитативом голосили что-то на своём.
«Их нравы…» — подумал я неодобрительно.
Как я понимаю, весь храм — это круглое мраморное здание с куполообразной крышей и тремя-четырьмя пристройками. Пол тут тоже мраморный, но розовый — наверное, специально на случай обильного кровопролития…
Наконец-то, овца сдохла, а друиды перестали полосовать её серпами. Мужик в густом лавровом венке с красными цветками, носящий бороду, распорол брюхо овцы и вытянул её кишку, которой обмотал себе шею.
«Бля-я-я-я…» — подумал я с омерзением. — «Ебанутый, наверное».
Остальные участники ритуала начали отрезать от овцы куски и начали обмазываться ими. Один ебанат даже отсёк ей голову и надел поверх своего лаврового венка.
Очень быстро от овцы не осталось почти ничего, а друиды-ебанаты встали в круг, взялись за руки и начали крутить хоровод.
Я смотрел на это с приоткрытым ртом.
Друиды кружились вокруг жертвенного камня минут сорок, разбрызгивая кровь по полу, а потом, видимо, заебались. Хоровод закончился как-то сам собой — руки были разомкнуты, друиды остановились, исполнили серию поклонов жертвенному камню и пошли отмываться от успевшей засохнуть овечьей крови.
А запах — это пиздец. Воняет овечьими говном и ссаниной, кровью, характерной вонью от овечьей шерсти, но сильнее всего тут прёт благовониями, обильно сожжёнными в десятке жаровен по периметру ритуального круга.