Шрифт:
Я осторожно рассматривал «бурундучка». А тот, словно почувствовав мой взгляд, вдруг резко повернул свою пушистую головку в мою сторону. Его маленькие, блестящие глазки-бусинки, до этого внимательно следившие за руками хирурга, теперь сфокусировались на мне.
Секунду он смотрел на меня не мигая, потом его крошечный носик смешно дернулся.
И тут произошло то, от чего у меня волосы на затылке встали дыбом, если бы они там были в достаточном количестве. Этот «бурундучок» вдруг оттолкнулся от лампы и, легко спланировав по воздуху, просочился прямо сквозь толстое стекло двери реанимационной, как будто его и не было вовсе! Через мгновение он уже висел в воздухе прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки.
Он был еще меньше, чем показался мне сначала — размером, наверное, с мой кулак, не больше. Пепельно-серая шерстка с серебристыми искорками мягко светилась в тусклом свете коридорной лампы.
Огромные, как у лемура, темно-синие глаза внимательно, даже как-то изучающе, смотрели на меня. Маленькие, подвижные ушки нервно подрагивали, а пушистый хвост с белым кончиком слегка покачивался из стороны в сторону.
Я в шоке молча пялился на это чудо природы, а оно, в свою очередь, так же молча и сосредоточенно пялилось на меня. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем зверек наконец нарушил тишину. Точнее, тишину в моей голове, потому что его голос прозвучал не снаружи, а откуда-то изнутри, четкий и на удивление скрипучий, совершенно не соответствующий его милой внешности.
— Ага, — проскрипел он у меня в сознании. — Ты точно меня видишь. Вот это поворот… Не каждый день такое случается, знаешь ли. Ладно, с этим потом разберемся, времени нет на сантименты. Ты так и будешь тут столбом стоять и пялиться на меня, как баран на новые ворота? Они же сейчас убьют этого мальчишку, криворукие бездари!
Глава 5
Говорящий бурундук, который еще и сквозь стены проходит. Нормально.
В моей прошлой жизни я, конечно, всякое повидал, особенно в ночные дежурства в приемном покое, но вот говорящих грызунов, критикующих работу лекарей, — такого точно не было.
Времени на то, чтобы подробно выяснять, что это за чудо-юдо такое и откуда оно взялось в моей голове или рядом со мной, сейчас катастрофически не было. Одно я понял точно: если этот пушистый критик прав, и Сеньке действительно грозит смертельная опасность из-за «криворуких бездарей», то нужно было действовать.
И действовать немедленно.
Разбираться с собственными глюками или новообретенными магическими друзьями буду потом. Если это «потом» вообще наступит для Сеньки.
— Хорошо, — мысленно обратился я к этому… Пусть будет пока просто Бурундук. — Почему они его убьют? Что именно они делают не так? Говори быстро!
Бурундук, который до этого с явным неодобрением рассматривал свои крошечные коготки, тут же оживился.
— Наконец-то дошло, двуногий! — проскрипел он у меня в голове с такой интонацией, будто я самый тупой ученик в его классе. — У этого мальчишки аномальное расположение вагуса! Ну, блуждающего нерва, понимаешь?! Он у него проходит не там, где у всех нормальных людей, а слишком близко к этой вашей… опухоли, которую этот ваш Преображенский сейчас так усердно ковыряет! Еще одно неловкое движение его кочергой, которую он скальпелем называет, и он этот нерв либо пережмет, либо вообще порвет к такой-то матери! И все, пиши пропало! Сердце встанет, и никакие ваши припарки не помогут!
Не успел я переварить эту информацию, как из-за двери реанимационной донесся особенно истошный, протяжный писк медицинской аппаратуры, сопровождаемый паническими выкриками.
— Ай, идиот! Идиот криворукий! — тут же завопил у меня в голове Бурундук так, что я едва не оглох. — Он его все-таки зацепил! Я же говорил! Ну все, сейчас начнется…
Мое сердце ухнуло куда-то в пятки. Черт!
— Покажешь где?! — не раздумывая, мысленно рявкнул я на Бурундука. — Точно покажешь?!
— А то! — фыркнул он. — Не для того я тут сижу, чтобы на похоронах аплодировать! За мной, тормоз! Только не отставай!
И этот мелкий пушистый комок серебристой энергии буквально рванул с места, снова просачиваясь сквозь дверь, как будто ее и не было.
Я, не теряя ни секунды, рванул за ним, с такой силой толкнув тяжелую дверь, что она с грохотом ударилась о стену. Картина, представшая моим глазам, была, мягко говоря, удручающей.
Сенька на операционном столе снова начал синеть, приборы над ним надрывались в предсмертной агонии, а Преображенский и Конюхов, бледные как смерть, метались вокруг, пытаясь что-то сделать, но их действия были хаотичны и явно неэффективны. Медсестры испуганно жались по углам.
— Адепт, вон отсюда! Немедленно! — заорал на меня Конюхов, заметив мое вторжение. — Не мешай работать!
Но мне уже было не до политесов.
— Господин лекарь! Конюхов! Вы задели ему блуждающий нерв! — крикнул я, перекрывая писк аппаратуры. — Он у него аномально расположен, справа от главного бронха! Нужно немедленно прекратить любое давление на эту зону и снять спазм! Иначе он умрет!
Они уставились на меня, как на полного идиота. В глазах Преображенского мелькнул гнев, Конюхов просто открыл рот от изумления.